История одной кошки - Гвен Купер

Удивительно, что место, которое тебе так хорошо знакомо, кажется совершенно другим после длительного отсутствия. Отчасти потому, что я понимаю, как плохо пахну (Ужасным местом), понюхав все вещи в доме, имеющие мой обычный запах. Запах Пруденс. Квартира в одних местах кажется больше, в других меньше — что само по себе странно. Может быть, после того как я во сне побывала в нашей старой квартире, все вокруг кажется не таким, как раньше, как будто меня не было намного дольше. И все же как приятно оказаться дома! Сперва я много времени провожу, помечая свою когтеточку (в Ужасном месте даже когти не обо что было поточить). Моя миска полна еды и стоит там, где я ее оставила. Я даже обрадовалась (всего лишь на секунду), когда увидела тот ужасный голубой коврик с притворно счастливыми кошками на нем. Если я толкаю миску с водой, то потому, что могу пить только движущуюся воду, а не потому, что злюсь на коврик.

Наверное, Лаура с Джошем ходили в магазин, пока я находилась в Ужасном месте, потому что теперь гостиная завалена игрушками для кошек. Здесь есть и маленькие пищалки, похожие на мышей — с шерстью и всем остальным. Я кусаю мячики с крошечными звоночками, катящиеся во все стороны и напоминающие мне побрякушки, которые Сара приносила домой, когда я только поселилась у нее. Джош с Лаурой не забыли сохранить большой бумажный пакет, где лежали игрушки, и я ползаю позади него с мышью в зубах и бью их передними лапами по ногам, когда они проходят мимо. Есть еще одна игрушка, похожая на длинную палку с перьями — как те, что были на птичьих нарядах Сары, — которые свисают с веревки, привязанной на конце. Лаура держит палку за кончик над моей головой и отдергивает ее, когда я пытаюсь схватить перо. Она смеется, когда я встаю на задние лапы и пытаюсь схватить перья передними, а потом начинаю недоумевать: кто должен играть этой палочкой — она или я?

Еще они принесли домой что-то под названием «кошачья мята». Это немного похоже на съедобные травы, которые Сара добавляла в еду, но пахнет намного вкуснее. Джош бросил несколько листочков на пол в гостиной, и сперва я просто вдыхала их аромат и думала о том, какой он удивительный. А в следующий момент я уже валялась на спине и думала только об одном: «Как же это прия-я-я-я-ятно». Так, разумеется, благородная кошка себя не ведет. Но мне удалось отчасти сохранить достоинство: когда Лаура шла мимо, пока я каталась по полу, я прыгнула ей на ногу. Похоже, она так же обрадовалась такому проявлению охотничьего мастерства, как радовалась Сара. Она даже на руки подхватила меня так же и спросила:

— Кто моя счастливая девочка? — Я потерлась лбом о ее лоб, как мы делали с Сарой, когда жили в Нижнем Ист-Сайде.

Идут дни, не знаю, сколько их прошло. Лаура днем не ходит на работу, а по ночам не читает документов. Сейчас она много времени спит, и я вместе с ней. Иногда мы спим на большой кровати на втором этаже, а иногда засыпаем прямо на диване, пока не приходит Джош, чтобы укрыть нас одеялом. Он всегда ступает очень тихо, чтобы нас не потревожить. Кажется, он беспокоится о том, чтобы Лаура как следует отдыхала, несмотря на то что по утрам ее больше не тошнит.

Они с Джошем много разговаривают, смотрят фильмы, ходят в кафе днем и не только по воскресеньям. Вчера вечером они пошли вместе отметить какую-то публикацию о здании на Авеню «А».

— У нас уже есть своя история! — повторяет Джош. — Публикация в «Нью-Йорк Таймс»!

Но он не говорит, сколько раз[21] или чего, поэтому трудно понять, почему это такое большое событие. Должно быть, для Лауры его слова имеют куда больший смысл, потому что она обнимает Джоша и говорит:

— Я горжусь тобой. — И кожа на ее лбу не морщится, как это бывало раньше, когда Джош упоминал это здание.

Позже вечером, когда они вернулись домой, Лаура рассказала Джошу историю о том, что, когда ей было четырнадцать, многоквартирный дом, где они жили с Сарой, снесли. Я сидела на спинке дивана, у Лауры за головой, она протянула руку назад, прижала мою мордочку к себе, рассказывая о том, что случилось с кошкой Хани.

Джош сидел на другом краю дивана. Он не сводил глаз с лица жены, потом придвинулся ближе, а когда она дошла до рассказа о Хани и мистере Мандельбауме, взял ее за руку и крепко пожал.

— Мне очень жаль, — сказал он, когда она закончила говорить, и ткнулся лбом ей в плечо. — Лаура, мне очень жаль. Ты должна знать, — он еще сильнее сжал ее руку, — просто обязана знать, что с нами подобного никогда не случится.

— Откуда ты знаешь? — в голосе Лауры слышались слезы, хотя она не плакала. — Откуда ты можешь знать, что с нами будет?

Джош громко втянул носом воздух, отпустил руку жены, провел ладонью по волосам.

— Ты права. Я не знаю точно. Может случиться пожар или наводнение. Или капризный торнадо сровняет Нью-Йорк с землей. Но мы что-нибудь придумаем. Мы есть друг у друга. — Лаура не поднимала глаз, и он замолчал, дожидаясь ее взгляда. — С нами никогда ничего подобного не произойдет. Ни с нами, ни с нашим ребенком.

Лаура ничего не ответила. Она отбросила голову назад, ее волосы коснулись моих усов, а Джош опять обнял ее. Обнимал до тех пор, пока она не закрыла глаза и мы с ней вдвоем не погрузились в безмятежный сон.

Через два дня за завтраком Джош морщит лоб, как будто о чем-то тяжело размышляет. Он играет веревкой от пакета с хлебом, из которого приготовил тосты, а когда я протягиваю за ней лапу, Джош бросает веревку так, чтобы я могла поднять ее и подбросить в воздух. Я гонюсь за ней в угол за кухонным столом, куда она пытается от меня спрятаться. Лаура с Джошем наблюдают.

— Я должен тебе кое-что сказать, — наконец решается Джош.

Тело Лауры едва заметно напрягается.

— Хорошо. — Голос ее звучит ниже, чем обычно. Так говорят люди, которые очень нервничают, но пытаются это скрыть.

— Нам часто звонят с тех пор, как в «Таймс» вышла статья, — говорит он. — Из журналов и газет, которые хотят следить за развитием этой истории. Еще мне звонят многие музыканты, которые записывались в этой студии все эти годы. Некоторые из них стали довольно знаменитыми. — Он запинается. — Вчера вечером, когда ты заснула, звонила Анис Пирс. Она тоже прочла статью. Она хочет приехать и помочь.

Левая рука Лауры, которая до этого лежала у мужа на колене, ложится на стол. Она барабанит двумя пальцами по его поверхности. Из-под стола, где сижу со своей веревкой, я слышу негромкое постукивание ее пальцев по дереву.

— Анис, — повторяет она. — Анис Пирс хочет приехать сюда из Азии, чтобы помочь спасти студию звукозаписи, куда она и носа не казала целых тридцать лет. — Мне кажется, что Лаура задает вопрос, хотя не могу сказать с уверенностью.

— Она сейчас в Калифорнии, — сообщает Джош Лауре. — Вернулась пару недель назад. Если честно, по-моему, она хочет приехать сюда, чтобы увидеться с тобой, а не поговорить об «Aльфавилль».

Лаура ничего не отвечает, хотя я вижу, как она подгибает большие пальцы ног. Наконец она произносит: