Горгулья - Эндрю Дэвидсон

Эйнар не слышал криков. Каких бы демонов ни вызвали в его воображении berserkjasveppur, он дрался с ними как с единственной сейчас реальностью.

Сигурд даже не отбивался; впрочем, неудивительно. Верно, он ослаб от ран, но дело было не только в этом: от вида спотыкающегося Браги, от воплей Сванхильд он попросту потерял волю. Прочувствовал, пусть бессознательно, но оттого не менее четко, что только что случившийся момент слабости — предательство по отношению к близким, к семье, которая приняла растерянного мальчишку и превратила его в мужчину. В порыве страсти Сигурд разом пересек негласные границы, которые выстраивал с Эйнаром более десятка лет.

И тогда Сигурд расслабил все свои члены и позволил Эйнару кулаками восстанавливать разрушенную грань.

Сванхильд увидела, что Сигурд сдается, и, испугавшись за его жизнь, даже не дойдя до колыбели, бросилась к дерущимся. Схватила Эйнара за правую руку, когда тот опять занес кулак, и викинг машинально отмахнулся левой рукой. От тяжелого удара Сванхильд рухнула на груду досок.

Браги не решился бы открыто нападать на отца; да и что против викинга мальчишка, хоть с игрушечным мечом? Он испугался, что дядю Сига бьют, но заметил и более страшную опасность: ворвань вылилась из опрокинувшейся лампы, пламя перекинулось на деревянные стружки и вот-вот охватит весь дом.

Браги закричал, что в комнате пожар, но отец и этого не слышал. Эйнар так и колотил Сигурда, невпопад, но с неослабевающим упорством, и на лице его застыла ужасающая ярость.

Огонь перекинулся на скамейки, пламя лизало стены. Полыхало так, что не остановить, а хуже всего (как заметил Браги), что пожар подбирается к матери, а та все лежит без движения, там, где упала. Кровь со лба заливала смеженные веки.

Браги потряс мать за плечо, но ответа не было. Испугавшись, что та не очнется, он схватил ее под мышки, напряг ноги, потянул изо всех сил… Но мальчик был слишком мал и пьян, и способен только рывками волочь тело в сторону, на пару шагов за раз. Ее же нужно вытащить! Он должен!

Браги тащил Сванхильд к дверям, а Эйнар все никак не хотел успокоиться.

Сигурд уже не мог отбиваться, даже если бы хотел: лицо его превратилось в кровавую мякоть, ребра все были переломаны, ноги дергались от каждого удара, попадавшего в цель. Но все же сквозь выбитые зубы юноша сумел выплюнуть несколько слов:

— Огонь, Эйнар! Жена! Браги!

Все повторял, повторял, пока слова не просочились наконец в сознание Эйнара. Тот опустил кулак, растерянно огляделся, как будто вдруг пришел в себя в незнакомом месте. Заметил, как Браги волочит Сванхильд к выходу, но путь преградила стена пламени.

Рванулся к ним, одним ударом распахнул пылающую дверь. Схватил в охапку Браги, вышвырнул наружу… Но повторить такое со Сванхильд не мог (она была по-прежнему без сознания, лежала на руках мертвым грузом) и тогда взвалил ее себе на плечи, головой вниз, и устремился вперед. Наружу, другого пути нет; они обожгутся, но не погибнут.

Сигурд, весь избитый, так и лежал на полу. Он заметил, как Эйнар исчез со Сванхильд за завесой пламени, но понимал, что сам последовать за ними не в силах. Он не мог бы сделать даже несколько шагов, а до выхода так далеко… И тогда он подумал: «Значит, так все и закончится… В огне».

Пожар вокруг трещал, смеялся… вот, кажется, последний звук в его жизни. Вдруг послышался детский плач.

Края одежды у Сигурда загорелись, на коже стали появляться волдыри. Переломанными пальцами он пытался сбить пламя; наверное, обжег руки, но ничего не чувствовал, да и какая разница! Кровь залила глаза, запятнала бороду, он утирался рукавом и полз на плач Фридлейва.

Снаружи, в отсветах пожара, пришла в себя Сванхильд и в ужасе прижала к себе Браги. Потом осознала, что Фридлейва нет, всплеснула руками, зашлась воплем. Пошатываясь, бросилась к дому, и тогда уж Браги сам схватил мать за руки, не давал ей войти в этот ад, из которого уж не выйти.

Эйнар полностью пришел в себя и тоже ринулся к пылающему дому. Сердце заставляло его броситься внутрь, но инстинкты не пускали. Он был не в силах ничего поделать, не мог ни ворваться в огонь, ни отбежать подальше, и тогда упал на колени и закрыл лицо руками. Сванхильд все кричала, все рвалась в горящий дом, а Браги все цеплялся за нее, пока мать не разозлилась, а разозлившись, не справилась с сыном. Она набросилась с кулаками на Эйнара. Жена пинала и била мужа, пока не рухнула в изнеможении с ним рядом.

Все это время Эйнар не поднимал руки на Сванхильд, а когда она упала — осторожно попытался погладить. Но жена отшатнулась от его ладоней, и больше трогать он не решился.

Наутро от дома на сваях осталась лишь горстка горячего пепла, угли светились красным в камнях остова. Собрались соседи — крестьяне, викинги, торговцы. Осматривали развалины. Эйнару меньше всего на свете хотелось в этом участвовать, но долг свой он знал.

Он побрел туда, где прежде находилась колыбель с драконами, теперь же — ничего, лишь груда обожженных деревяшек, пепел и одна, почти истлевшая, драконья пасть.

Кто-то крикнул, что нашли тело Сигурда. Оно лежало не там, где было побоище, а в стороне, подальше, на расстоянии примерно в дюжину тел. Труп так сильно обгорел, что Эйнар даже и не опознал бы друга — остались только очертания человеческого тела и сплавленные намертво кости.

Эйнара затошнило. А все же странно, что нашли погибшего на этом месте. Сигурд не пытался пробиться к выходу — он доползло угла дома, туда, где была устроена канавка с проточной водой. В этом мог бы быть какой-то смысл, если бы канавка давала возможность спастись… но отверстие было слишком узко.

Сигурд даже не оторвал половицы — лег поверх.

Послышался шорох.

Эйнар и остальные люди, сгрудившиеся возле опаленного тела, стали неуверенно переглядываться, как будто пытаясь убедиться, что никто из них не выжил из ума… и впрямь, из-под тела мертвеца раздавался какой-то шум.

Какая-то возня. И тонкий плач.

Снизу… Звук доносился из-под пола.

Два человека отодвинули останки Сигурда (из черепа взлетели хлопья пепла), а Эйнар бросился отрывать половицы. Они обуглились, но не прогорели насквозь — очевидно, тело Сигурда послужило преградой для пламени. Когда доски отодвинули, Эйнар увидел в проточной воде своего новорожденного младенца — тот болтался в ручье, спеленатый в одеяло и надежно перевязанный шнурком со стрелой Сигурда. Маленький Фридлейв дрожал от холода и едва не захлебнулся, но был жив.

Эйнар вытащил сына из воды и крепко прижал к себе.

Много последовавших за этими событиями дней Эйнар и Браги провели у любимого фьорда Сигурда — копали глубокую яму. Выкопав достаточно большое углубление, они позвали на помощь других викингов и все вместе понесли лодку Браги (ту, которую так восхитительно разрисовал Сигурд) к могиле. Когда лодку опускали в яму, кое-кто из викингов бурчал, что Сигурд не слишком прославился как воин и не заслуживает столь прекрасных похорон в отличной лодке, однако ни один не решился высказать протест вслух. Потом они ушли, оставив Эйнара с семьей — наедине проститься с человеком, который спас жизнь их малышу.