Сердце потерянное в горах - Анна Сарк

меняет погодных установок. Остроконечные крылья вибрируют от потока энергии двигателей.

— Макс, подожди. Нам нужно поговорить, — Эмма догоняет меня, — Ты мне понравился…

— Поздравляю, — нервно сжимаю и разжимаю кулак.

Мне срочно нужно выпить.

— Помнишь младшую школу? Мой отец только получил новую должность и мы переехали в деловой сектор, — тараторит она, — Я никого не знала и у меня не было друзей. Я была чересчур ранимым ребёнком. Однажды, ты подошел ко мне и улыбнулся. Тогда ты много улыбался…

— И ты влюбилась в меня? — ухмыляюсь я, не смотря на жар, скрутивший мои внутренности.

— Самую малость, — до меня долетает ее приглушенный смех, — Я решила, раз самый популярный мальчик обратил на меня внимание, значит я могу попробовать подружиться с кем-нибудь, стать смелее. Ты изменил мою жизнь, Макс, я записалась в театральны кружок, у меня появились друзья, — Эмма переводит дыхание, — После ее смерти ты заковал свое сердце в лёд, ведешь себя, как настоящий придурок, но я вижу того мальчика, которому небезразлична судьба…

Я останавливаюсь и Эмма едва не врезается в меня, проглатывая последние слова.

— У меня больше выходит быть уродом, — заявляю я, глядя в ее распахнутые голубые глаза, и взбегаю на трап, — Покажи ей нашу каюту, — бросаю Клаусу и прохожу внутрь.

На борту «Икаруса» есть всё необходимое для дальнего перелета: комфортабельные каюты, гольф-симулятор, казино и бар. Стюард бесшумно присоединяется ко мне, готовый выполнять мои поручения.

— Бутылку водки, — прошу я его, получив свой заказ, иду в самый конец салона и падаю в мягкое кресло.

Теперь ничего не мешает мне напиться до смерти. Я делаю большой глоток. В животе разливается приятное тепло и все мускулы расслабляются. Алкоголь помогает мне ничего не чувствовать и ничего не помнить.

— Падаем! — пробивается сквозь забытье полный ужаса голос пилота. Я пробую разлепить веки. «Икарус» так трясет, и я практически лежу на полу.

Я все еще сплю?

Все бутылки в баре со звуком падают на пол. В воздухе стоит стойкий запах дыма, и я кашляю. Включаются аварийные маячки. Хватаюсь за кресло и с трудом поднимаюсь на ноги. Я все еще плохо соображаю, от алкоголя, у меня кружится голова.

— Макс, нужно добраться до челнока, — кричит мне Клаус, от плотного дыма у меня слезятся глаза. Вижу его силуэт, направляющийся ко мне. Зажимаю нос краем своего пальто.

— Что происходит?

— Взрыв.

— Что?

— Кто-то взорвал двигатели.

— Эмма… — выдыхаю я, и на ощупь начинаю двигаться к своей каюте.

Внезапно все иллюминаторы разлетаются на осколки. В ушах стоит вой ледяного ветра, и легкие сжимаются от нехватки кислорода. Страх накрывает меня, и во рту появляется неприятный привкус. Защитные щиты срабатывают и закрывают пустые проемы окошек.

— Ей уже не помочь, — я столбенею, Клаус берет меня за руку и тащит к хвосту «Икаруса», — Navette, Max, on doit aller à la navette[1], — переходит на французский.

Под нашими ногами хрустят острые осколки. Глаза жжет. Трещина на фюзеляже становится глубже. Металл трещит, и от этого звука закладывает уши.

— Не успеем, — Клаус толкает меня в первое попавшее кресло, и дрожащими руками пристегивает ремни безопасности. Мы встречаемся глазами. Никогда не видел у него такого обреченного взгляда.

— Садись, — отталкиваю его руки, и защелкиваю последний.

Кто-то истошно кричит. Стены «Икаруса» сжимаются, ветки деревьев царапают борт. От удара о землю, меня кидает вперед, и я ударяюсь головой о спинку кресла. Все становится черным.

Некоторое время я не могу вспомнить ничего, даже собственное имя. Слышу какой-то звук, словно кто-то карябает ногтями по стеклу. Пытаюсь пошевелиться, от каждого движения у меня болит грудная клетка, и тяжело делать глубокий вздох.

— Макс… — хриплый голос полон боли, — Макс…

Я открываю глаза. Темно. Я все еще сижу в кресле, пристегнутый ремнями безопасности.

— Клаус? — я замолкаю, когда слышу, как по-детски звучит мой голос, — Где ты? — отстегиваю ремень и падаю на что-то мягкое. Глаза застилает густой белый туман, и я с трудом дышу.

— Здесь, — едва слышно долетает до меня.

Я лихорадочно пытаюсь найти в кармане телефон, сжав зубы от боли. Кое-как мне это удается. Экран ярко загорается. Я едва могу сдержать крик. Рядом со мной лежит искалеченный труп стюарда.

— Макс…

— Я уже иду, — двигаюсь на звук и нахожу Клауса среди обломков. Его тело в какой-то неправильной позе.

— Челнок… — пытается он сказать, и я падаю на колени, — Не смог тебя увести…

— Береги силы, — я оглядываюсь и не знаю, как ему помочь. Вокруг искореженные куски металла.

— Мой мальчик, — Клаус пытается мне улыбнуться и кровь булькает в его груди.

Он поднимает руку и я хватаюсь за его блуждающую ладонь. На ощупь она липкая и холодная.

— Ничего, — повторяю, как сумасшедший, — Ничего.

— Люблю тебя… — его голос слабеет и я сжимаю его руку, словно хочу удержать жизнь внутри него, — …как сына… — он замолкает, его застывшие глаза смотрят прямо на меня.

— Клаус? — трясу его и мой мозг сопротивляется реальности.

Он мертв.

Мертв.

Как в бреду, я ковыляю в сторону своей каюты. В воздухе стоит стойкий запах горючего. Мне приходится пробираться сквозь фрагменты «Икаруса». Вместо каюты нахожу искореженные куски горящего металла. С неба сыплется снег и горячий пепел. Облачка пара вырываются изо рта, доказывая, что я все еще жив. Все еще дышу. Среди обломков вижу руку, на ее пальце сверкает рубин.

— Эмма? — сиплю я, и сердце сжимают в кулак.

Опускаюсь к ней. Изуродованное тело. Бледно-голубые глаза смотрящие в пустоту. И кровь. Много крови.

Жар от горящего самолета опаляет щеки. Я беру Эмму на руки и с усилием, встаю на ноги. Выбираюсь наружу. Кругом горы, и от морозного воздуха перехватывает горло. Я аккуратно укладываю ее на снег, и опять возвращаюсь обратно. Вытаскиваю Клауса. Грудь разрывается от боли, но я заставляю себя двигаться. Нахожу кусок ткани, и укрываю их тела.

Ветер усиливается. От холода у меня стучат зубы. Смерть на таком открытом участке неминуема. Я