Вселенная Г. Ф. Лавкрафта. Свободные продолжения - Джеймс Амбуэлл

заложил круг и вернулся в кафе. Достал монтировку из набора инструментов рядом с запаской, зашел в кафе и направился прямиком в туалет. Несколько раз аккуратно стукнул по верхнему зеркалу и отломал все четыре угла, потом снял его и положил лицом на пол. Большое зеркало оказалось целым и невредимым. Его Бернт просто разбил, хотел убедиться, что за ним ничего нет. Ничего не было. Только голая стена. Тогда он разбил и первое зеркало, а потом ушел так же быстро, как пришел, пока официантка глазела на него с открытым ртом, а здоровый повар выскочил из кафе и погнался за ним с проклятьями, как раз когда Бернт повернул ключ в машине и уехал.

И даже тогда он бы мог поехать дальше, мог бы направиться в Юту, рассказывал Бернт. Но поездка — вся, от начала до конца, не только когда он начал делать то, чего бы раньше ему даже в голову не пришло делать, — казалась предупреждением. Продолжать — это ошибка, чувствовал он. И развернулся.

И в самом деле, не успел он глазом моргнуть, как вернулся в Рино, почти на одних парах бензина. Нашел заправку, потом отель, потом засел там на несколько дней и запил, чтобы переждать. Ему было стыдно, что он не доехал до самой Юты, а еще, если честно, то, когда он вернулся в место, которое казалось ему целиком и полностью реальным, Бернт побоялся снова садиться в машину.

Но все-таки с больной от похмелья головой влез в нее и поехал. Миг спустя уже пересек границу штата. Пропетлял по горам, проехал мимо Траки, обогнул озеро Доннер, через перевал Эмигрант-гэп, потом медленно съехал с гор во все более и более населенные области, все ближе и ближе к дому. Когда он сворачивал на их улицу, ему уже начало казаться, что он раздул из мухи слона, что просто искал повод не ехать в Юту.

Чем больше он говорил, чем больше пытался одновременно и объяснить своей девушке, что чувствовал, и выкинуть эти мысли из головы, предать все прошлому, тем больше где-то в глубине души произошедшее уплотнялось и твердело, как болюс или опухоль — словно что-то одновременно единое и совсем отдельное. Он не понимал, хуже ему или лучше от того, что он все выложил.

Закончив, Бернт лежал и молчал. Девушка была рядом, и скоро ее дыхание замедлилось, и он понял, что она уснула. Более-менее остался один.

Бернт знал: осталось разобраться с посылкой. Знал, что не откроет ее. Ему не нужно то, что там внутри. Он планировал, как от нее избавиться. Просто выкинуть — это мало.

Осторожно, чтобы не разбудить девушку, Бернт встал. Натянул джинсы и нашел ключи от машины. Надел носки и рубашку, а у двери — ботинки.

Нет, нужно увезти ящик как можно дальше. Бернт отвезет его обратно в Юту, откуда тот и явился.

А может, и нет, подумал он через несколько часов, проделав долгий путь и ничего не узнавая за окном, совершенно не понимая, где оказался. Может, еще не в Юте, но точно где-то дальше Рино. Достаточно далеко, должно хватить.

Перевод: С. Карпов

Харлан Эллисон

Разумный город

Harlan Ellison «Sensible City», 1994

На третьей неделе судебного процесса один из сотрудников отдела внутренних расследований, которого прокуратура тайно внедрила в учреждение Гроппа, под присягой попытался описать, насколько ужасающей была улыбка его начальника. Парень из ОВР немного заикался; и казалось, что его лицо полностью побелело; но он мужественно пытался, не будучи поэтом или красноречивым оратором, рассказать всё, что он там увидел. После некоторого нажима со стороны прокурора он сказал: «Знаете, когда вы чистите зубы… вы полощете рот и сплёвываете зубную пасту, а затем вы сжимаете челюсти и растягиваете губы, чтобы посмотреть на свои зубы — стали ли они белее, и тому подобное… Получается такая вот зловещая улыбка. Ну, вы понимаете, что я имею в виду…»

Уединившись в ту ночь в отеле в центре города, каждый из двенадцати присяжных встал возле зеркала, вытягивая губы, напрягая мышцы, стискивая зубы, и смотрел на своё гротескно искажённое лицо. Затем двенадцать мужчин и женщин мысленно наложили на зеркальное отражение лицо обвиняемого, что маячило перед ними в течение трёх недель, и получили образ Гроппа, который никогда не улыбался на суде.

И в тот момент, когда фантомное лицо наложилось на отражение, Гропп был признан виновным.

Лейтенант полиции В.Р. Гропп. Рифмуется со словом «гроб». Мясник, управлявший гражданским учреждением, что называлось «Пункт предварительного заключения». Каждый год мэрия включала его в список расходов городского бюджета. Что представляет собой этот пункт? Повсюду влага, холодное железо, запах мочи, смешанный с кислым вином, пот проступает сквозь грязную кожу, мужчины и женщины плачут в ночи. Острог, тюрьма, лагерь военнопленных, гетто, камера пыток, карцер, скотобойня, княжество, вотчина, армейская столовая, и головорез с короткой шеей, что всем этим управляет.

Последний из тридцати семи освободившихся заключённых, который был вызван в суд для дачи показаний, вспоминал: «Любимым занятием Гроппа было вытащить какого-нибудь дурака из камеры, раздеть его догола, а затем раскатать».

Когда от свидетеля потребовали говорить яснее, бывший сиделец заведения Гроппа — не преступник, а простой слесарь из паровозного депо, который немного перебрал с выпивкой и получил за это десять дней заключения в ППЗ — объяснил, что значит «раскатать». Гропп обхватывал шею какого-нибудь заключённого своей большой, волосатой рукой, а затем с силой проталкивал голову несчастного между прутьев решётки. Голова ударялась о железо, как шарик о колесо рулетки в казино. Дзинь-дзинь, вот так. Как правило, человек сразу терял сознание от такой пытки. Видя, что глаза жертвы потухли или побелели, Гропп продолжал душить её, бил и с каким-то чёртовым удовольствием упоминал, насколько этот преступный ублюдок крупнее его самого. Да, именно так. Это было любимое занятие Гроппа — он всегда вытаскивал какого-нибудь бедного голого сукина сына вдвое больше себя.

«Вот как умерли те четверо парней, в смерти которых вы обвиняете Гроппа. Задушенные его рукой. Я держал рот на замке; мне повезло, что я выбрался оттуда целым и невредимым», — закончил свой рассказ слесарь из депо.

Пугающее свидетельство, последнее из тридцати семи. Даже излишнее, как перья на баклажане. С момента наложения фантомного лица на лицо отражения, лейтенант полиции В.Р. Гропп уже катился по наклонной, и ему предстояло провести свои последние годы в камере смертников, набитой до отказа преступниками, чьих