Рокко - Сара Кастиль

— Ты убрал Мантини?

— Нет. — Рокко прислонился к гофрированному металлическому сараю посреди грёбаного нигде и наблюдал, как Нико расхаживает взад и вперёд по песку. Разбитая водонапорная башня позади него не давала ни малейшего представления о том, чем раньше было это место, но тот факт, что они встречались здесь, а не в здании клуба, сказал Рокко всё, что ему нужно было знать.

Если бы он убил Мантини, пока младший босс находился под защитой Нико на территории Нико без одобрения дона, его жизни пришёл бы конец.

Хорошо, что он не выполнил свою работу. Он вытащил из кармана пачку сигарет. Первое, что он сделал, выйдя из тюрьмы, купил сигареты. Следующим в его повестке дня был визит к Клэю. Он затеял пару драк в тюрьме, пытаясь найти то холодное, тёмное место, которое помогло бы ему вынести то дерьмо, в которое превратилась его жизнь, но ничто не могло сравниться с жалом хлыста Клэя.

— Какого хрена Чарли Нейлс внёс за меня залог? — Он покончил с этим дерьмом. После ареста он смирился с тем, что проведёт остаток своей жизни в тюрьме. Видеть Грейс по другую сторону стекла, видеть, как вытянулось её лицо, когда она увидела правду в его глазах, почти сломило его. Он мог видеть её, но не мог прикасаться к ней. Слушать её, но не говорить, потому что чертовы телефоны прослушивались. В тот момент она снова стала мечтой, воплощением тоски, которая наполняла его ночи в течение долгих шести лет, единственной в мире, с которой он хотел быть всегда, но этому никогда не суждено сбыться.

— Ты имеешь в виду, почему ему потребовалось четыре дня? — спросил Лука. — Это потому, что на тебя есть досье, и кто-то сообщил репортёру, что у тебя связи с мафией. Чарли слышал, что залог будет установлен в размере одного миллиона долларов. Ему нужно было время, чтобы довести это до чего-то разумного, а затем получить наличные. — Он склонил голову набок. — Нравится Хендерсон? Я отсидел свой срок в Рино.

— Это грёбаный загородный клуб. Я хотел остаться. Единственная причина, по которой я вышел — Чарли сказал, что Нико вложил средства, и хочет вернуть свои деньги. — Он вытащил сигарету из пачки. Блядь. Было просто чертовски легко вернуться назад. Темнота. Оцепенение. Боль.

За шесть лет ничего не изменилось, Рокко. Курение по-прежнему вызывает привыкание. Это всё ещё вызывает рак. И ты все равно убьёшь себя, если не остановишься.

Он покачал головой, чтобы выбросить голос Грейс из головы. На этот раз он собирался, блядь, курить, пока не умрёт, блядь, чтобы ему не пришлось снова испытывать боль от её потери.

— Я не знаю, является ли твоё хмурое лицо тем ответом, который я надеялся получить, — сказал Нико. — Но да. Ты нужен мне здесь. До меня доходили слухи, что дон Гамболи мёртв, а не пропал без вести. Полицейские обнаружили тела двух его охранников на берегу реки, а также тела двух его братьев. Это очень важно. Это грёбаный переворот, и мы в опасном положении, потому что Гамболи и Мантини поддержали моё требование возглавить фракцию. Кто бы ни стоял за этим, он вот-вот покажет своё лицо, и если он встанет на сторону Тони, нам придётся принять несколько трудных решений. Мне нужны мои лучшие люди рядом со мной.

— Если мы проживём так долго, — перебил Лука. — Если Тони станет боссом Тоскани в Вегасе, он убьёт всех, кто выступал против него.

— Тебе нужен телохранитель, а не силовик. — Рокко зажёг сигарету и глубоко затянулся, пытаясь загнать никотин в уголки лёгких.

— Ты мне нужен, — твёрдо сказал Нико. — Но сначала мне нужно знать, что произошло в больнице.

— Не знаю. — Рокко скрестил руки на груди. — У меня появилось плохое предчувствие насчёт девушки Майка, когда она вызвала полицию на нас возле «Звездной пыли». Потом она что-то сказала Грейс в спортзале Майка, настроила её против меня. Я попросил Габриэль пробить информацию о ней, и она решила, что Тиффани не та, за кого себя выдаёт. Когда она сказала мне, что, по её мнению, Тиффани была преступницей из Нью-Йорка с итальянскими корнями, и она работала в больнице, где выздоравливал Мантини, я пошёл проверить. Все охранники исчезли. Я вошёл в палату Мантини, и там была Тиффани — она что-то делала с капельницей иглой. Мониторы Мантини пищали, и он выглядел нормально, но я наставил на неё пистолет и велел ей убираться. Она играла так, как будто была напугана, поднимая руки, со слезами на глазах. Она была хорошей актрисой. Так хороша, что я не вытащил её оттуда сразу, как следовало бы. Затем монитор погас, и прозвучал сигнал тревоги. Она, блядь, улыбнулась мне, а потом закричала. Персонал уже спускался по коридору из-за тревоги. Я не мог выбраться. Она сказала им, что видела, как я что-то делал с Мантини.

— Она солгала. — Нико поднял брови.

— Да, она это сделала. Точно так же, как она солгала в переулке в «Звездной пыли». — Рокко почувствовал неожиданный прилив тепла в груди. Нико поверил ему. Никаких вопросов. Никаких раздумий. Никаких долгих испытующих взглядов. Никаких косых взглядов на Луку. Он верил ему, как будто тот был верным членом его команды с самого начала, и не в первый раз Рокко пожалел, что так оно и было.

— Ты думаешь, может быть, она поняла, что сделала что-то не так, и пыталась прикрыть свою задницу?

Рокко пожал плечами, вспомнив улыбку Тиффани.

— Или, может быть, она точно знала, что делала. Возможно, она работала на того же парня, который послал стрелков в «Карвелло», и он послал её закончить то, что они начали.

Он должен был просто сделать ту работу, которую должен был делать, и ничего этого не случилось бы. Мантини давно бы ушёл, кто-то другой занял бы его место, а Рокко каждый день возвращался бы домой в свою холодную, пустую квартиру, ожидая следующего звонка со следующим контрактом или адресом следующего мелкого преступника, которого нужно было избить. Это была не та жизнь, которую он бы выбрал, но это была жизнь, в которой ему не приходилось иметь дело со всеми грёбаными эмоциями, угрожавшими разорвать его на части. И разве это не было бы лучше? Ни вины, ни тоски, ни желания. Ни любви, ни боли потери. Он был бы в безопасности за стенами, которые он построил, чтобы защитить своё сердце, — стенами, в которых он нуждался сейчас, чтобы пережить оставшееся время, прежде чем Чезаре придёт за ним