Насосы интуиции и другие инструменты мышления - Дэниел К. Деннетт

Трудной, в представлении Чалмерса, является проблема “опыта” – что значит быть сознательным, – невыразимая, не поддающаяся анализу таковость сознательности. Робот мог бы вести себя так, словно бы он сознателен: отвечать на все наши вопросы, отслеживать все движущиеся объекты, испытывать на себе действие феномена, когда что-то “вертится на языке”, смеяться исключительно впопад и (бессознательно) чувствовать себя растерянным или ошарашенным, – но на самом деле голова у него оставалась бы при этом пустой. Робот был бы зомби, не имеющим ни намека на внутренний мир, свойственный нам с вами – обычным сознательным людям.

Согласно Чалмерсу, бодрствуя, мы с вами, милостивый читатель, понимаем, что мы сознательны. Философский зомби этого не понимает – он никогда не бодрствует и не обладает внутренним миром – он кажется сознательным лишь внешне. Само собой, он убедительно настаивает, что столь же сознателен, как и мы с вами, а если подвергнуть его проверке на детекторе лжи, он прекрасно справится с тестом на искренность, но, будучи зомби, он ошибается! (Зомби также неотличимы от обычных сознательных людей, когда нейробиологи анализируют активность их мозга при помощи фМРТ и тому подобных тестов.) Очевидно, что отличить сознательного человека от зомби – действительно трудная задача (если считать ее задачей вообще). Если же это трудно, то объяснить существование этих различий еще труднее – в этом и заключается Трудная проблема сознания. Некоторые из нас, включая и меня самого, полагают, что Трудная проблема – плод воображения Чалмерса, но другие – и их на удивление много – убеждены, что существует или должна существовать реальная разница между сознательным человеком и совершенным зомби и что эта разница важна.

Позвольте мне рассмотреть эту любопытную ситуацию: некоторые из нас сомневаются в существовании Трудной проблемы, в то время как другие считают нас ненормальными, раз мы вообще позволяем себе в этом усомниться. По их мнению, любому сознательному существу совершенно очевидно и интуитивно понятно его собственное сознание, но это наше удивительное свойство (пока) не поддается научному пониманию, а следовательно, заслуживает называться Трудной проблемой. Сблизить эти альтернативные точки зрения невозможно. Одна из них точно категорически неверна. Я годами пытался продемонстрировать, что, каким бы привлекательной ни казалась эта идея, от нее следует отказаться. Я вполне уверен, что мысль о существовании Трудной проблемы ошибочна, но не могу этого доказать. Более того, даже если бы я мог представить доказательства, они не встретили бы понимания, ибо некоторые философы заверяют меня, что ничто не заставит их пересмотреть свою позицию по этому вопросу, поскольку все настолько очевидно и неоспоримо, что никакой аргумент не может подорвать или сокрушить их доверие к этой идее. В связи с этим я не стану совершать тактическую ошибку и пытаться рациональными доводами опровергнуть убеждение, которое выходит за рамки разумного.

Такое отношение к идее напоминает мне искреннюю убежденность, с которой многие выходят с выступления блистательного фокусника. Любой фокусник знает, что люди склонны раздувать свои воспоминания об удачных фокусах. Испытываемые ими удивление и недоумение делают воспоминания ярче, поэтому они серьезно и искренне настаивают, что увидели нечто большее, чем простой трюк фокусника. Некоторые люди ужасно хотят верить в волшебство. Вспомните замечание Ли Сигела о “настоящей магии”, которое обсуждалось в главе 22, где речь шла о чудо-ткани: “Настоящей магией… называют магию, которая на самом деле не настоящая, а настоящую магию, которую действительно можно творить, настоящей никто не считает”.

Многие считают сознание “настоящей магией”. Если то, о чем вы говорите, не суперархиэкстраультрамегаграндиозно, значит, речь идет не о сознании – не о Тайне За Семью Печатями. Научный журналист Роберт Райт (2000) кратко излагает эту точку зрения:

Любой набор фокусов мозга просто не может быть сознанием – настоящим сознанием. Но даже те, кто не совершает этой опережающей ошибки, часто склонны преувеличивать феномены сознания. (Именно поэтому столько места в моей книге “Объясненное сознание” (1991a) пришлось отвести сжатию, сокращению сознания – настоящего сознания – до его истинных размеров, чтобы продемонстрировать, что феномены сознания на самом деле не столь удивительны, как о них думают. Из-за этого сжатия многие читатели не упустили случая пошутить, что мою книгу стоило назвать “Поверхностно объясненное сознание” или – как предлагает Райт – “Опровергнутое сознание”.) Тем из вас, кто сомневается, что может запутаться в раздутом представлении о сознании, я хочу нанести скользящий удар в надежде уничтожить их самодовольство, проведя замечательную и пугающую параллель с миром карточных фокусов – фокус “Настроенная колода”.

Фокус Ральфа Халла примерно таков:

Халл снова и снова показывал этот фокус коллегам-иллюзионистам, предлагая им разгадать секрет его трюка. Разгадать его никто не сумел. (Не забывайте, главное правило карточной магии гласит, что фокус нельзя повторять перед одной и той же аудиторией. Этот великий фокус дерзко обошел данное правило.) Фокусники предлагали ему продать секрет фокуса, но Халл отказался его продавать. На старости лет он раскрыл секрет своему другу Хиллиарду, который опубликовал его рассказ в напечатанной за свой счет книге. Вот что Халл сказал о своем фокусе:

Как и большинство великих фокусов, этот фокус заканчивается раньше, чем вы осознаете, что он начался. Фокус состоит в его названии – “Настроенная колода”. Как только Халл объявлял о новом фокусе и сообщал заинтересованной аудитории его название, фокус заканчивался. Подготовив аудиторию таким простым способом и потянув время с помощью очевидно надуманной и сбивающей с толка болтовни о вибрациях и жужжании, Халл исполнял относительно простой и знакомый карточный фокус типа А (здесь я не стану дальше приоткрывать традиционную завесу тайны; как вы увидите, механические детали этого трюка не имеют значения). Его зрители, умелые фокусники, видели, что он, возможно, показывает фокус типа А, и могли проверить свою гипотезу, проявив упрямство и несговорчивость и тем самым не позволив успешно показать фокус типа А. Когда они начинали упрямиться, чтобы проверить свою гипотезу, Халл “повторял” фокус, но на этот раз показывал фокус типа Б. Зрители начинали перешептываться: может, он показывает фокус типа Б? Чтобы проверить новую гипотезу, они начинали упрямиться иным образом, не давая Халлу успешно исполнить фокус типа Б. Но он все равно показывал “свой” фокус – теперь используя метод В. Когда зрители проверяли гипотезу, что он показывает фокус типа В, он переключался на метод Г, а возможно, возвращался к методу А или Б, поскольку аудитория уже “опровергла” гипотезу о том, что он использует метод А или Б. Так продолжалось десятки раз, и Халл неизменно оказывался на шаг впереди своей аудитории: он понимал, что всегда сможет показать тот или иной фокус из множества известных каждому из зрителей фокусов, и скрывал, что фокусы будут меняться, присваивая “новому” фокусу название – “Настроенная колода”. Халл объяснил Хиллиарду: