Из Тьмы (Арка 5) - Добродел

— Меня сейчас… что? — с лёгкой усмешкой посмотрев ему в глаза, спросила я.

Высокий — под метр девяносто — дядька, пусть и обросший жиром, но широкоплечий и с первого взгляда понятно, что сильный, явно привык, что его оппоненты теряются перед лицом прямого столкновения с эдакой живой горой. Увидев вместо привычной реакции аномальное спокойствие, веселье и даже капельку предвкушения, лавочник сам стушевался и, наконец, выключил эмоции и включил голову. Причём без влияния духовного давления или иных способностей его собеседницы, исключительно на собственной интуиции.

Всё же не такой он и дебил. Может, просто любит раздавить ребёнка перед обедом?

Для аппетита, хе-хе.

— Имей уважение к старшим, — хмуро буркнул сбавивший обороты толстяк. — Я тяжело работал, чтобы испечь и продать свой товар! А ты вместо того, чтобы помочь поймать этих воров и пакостников, бросила мне в лицо снег. Или ты с ними заодно и мне отвести тебя в полицию?

Некоторые из собравшихся вокруг зевак начали отпускать реплики в поддержку оратора. Другие им возражали. Завязалось несколько споров, быстро перерастающих в перепалки.

Что сказать? Кому неприятности, а кому и развлечение. Люди… по одному — почти все нормальные и разумные, а как соберутся в толпу — чистое стадо.

— Ты не мой старший, — насмешливо произношу вслух. — Ни по статусу, ни по возможностям, ни по заслугам. И уважать такого дурака я тоже не могу. Или ты, дядя, такой большой патриот, что решил с сего дня тяжело и безвозмездно работать на государство? Тогда — моё, хм, почтение. Но поверь: становиться убийцей детей, пусть и воришек (и, соответственно, каторжником), для этого совсем не обязательно.

— Что за чушь! Это всего лишь бесполезные бродяжки! — под поддерживающие и осуждающие реплики толпы, воскликнул толстяк с перепачканным лицом. И… чем это от него пахнет? Конским навозом, что ли? — И я не собирался никого убивать! Просто хотел проучить, — последнюю фразу толстяк проговорил уже тише, неуверенно. Вероятно, отошедший от нахлынувшего адреналина разум подсказал, что попытка затоптать лежащего и для взрослого не пройдёт без последствий, а ребёнка он бы впрямь убил на месте.

— Они люди, которые тоже хотят жить, — отвечаю, несогласно качнув головой. — И, кстати, перед законом вы ничем не отличаетесь. Ты ведь не дворянин? — мужик настороженно мотнул грязной физиономией. — Значит, пойдёшь по делу об убийстве. Не помню точно, что там считается отягчающим, а что смягчающим обстоятельством. Но если не сможешь откупиться, то светит тебе минимум пять лет каторги. Скорее всего, больше, но обычно и пять лет немногие способны протянуть. Стоит оно того? А вот я, кстати, могла бы убить тебя без последствий, — в глазах толстяка промелькнуло сомнение, но уверенность в голосе и поведении собеседницы не позволили высказать его вслух. — Ты, дядя, когда ругался, наговорил на «оскорбление словом», — продолжаю, решив раскрыть своё утверждение. — А это твоё: «Я тебя сейчас!» — можно притянуть, как попытку нападения. Но заметь: никто не пытается тебя убить или позвать стражу.

«Которой странно долго нет, — добавляю уже мысленно. Обведя взглядом округу, вижу только зевак и прохожих, прислушиваюсь, дабы вычленить в окружающих звуках тяжёлый топот полицейских сапог. Тщетно. — Вот ведь ленивые увальни! Даже не чешутся!»

— Тем не менее, с тобой разговаривают и объясняют, — заканчиваю свой спич, вновь посмотрев в глаза собеседнику, на лбу которого набухала красным шишка от моего снежка. Признаться, сейчас, с этой шишкой, немного ошеломлённый и оглушённый, с перепачканным в навозе лицом и одеждой, он в большей степени вызывал жалость, чем какие-то иные чувства. Что только усиливалось исходящими от него эмоциями.

— Да я… да они… да как это так?! Честного человека — на каторгу, а будущим бандитам — приволье?! — сокрушённо забормотал пахнущий свежим навозом толстяк.

Эмпатия подсказывала, что он не притворяется — наоборот, натурально сдерживает слёзы обиды и несправедливости. Видимо, реальность несколько отличалась от того, что вырисовывалось на первый взгляд. Собственно, испачканная говном физиономия мужика, а также слишком наглое поведение компашки беспризорников и так на это намекали.

Потратив некоторое время, чтобы разобраться и узнать позиции булочника и бесстрашных воришек, кои, даже не подумав убегать, решили перекусить прямо на заборе, нахально разглядывая происходящее, словно какое-то представление, я, наконец, определилась с позицией.

Несмотря на казалось бы очевидную ситуацию: «Жадный лавочник-мудак убивает ребёнка из-за булочки», — невинных жертв как таковых в истории не имелось.

Продавец и производитель товара в одном упитанном лице, действительно обладал скверным нравом и к тому же недолюбливал беспризорников. Я не стала уточнять — мне это не слишком интересно — но судя по тому, что считывала эмпатия, думаю, его неприязнь проистекала из детства, когда боевитые уличные детки поколачивали неуклюжего пухляша из семьи пекарей.

Для взрослого мужика срывать злость и старые обиды на совершенно посторонних детях, которых жизнь и так, в общем-то, задела — тот ещё признак тупости и собственной неполноценности. Но это оставим на совести толстяка, который, между прочим, да-алеко не сразу дошёл до попыток по-настоящему ударить одного из мелких или тем более убить. Его довели. Ведь детишки оказались довольно злопамятными и после того, как в ответ на попытку выпросить какую-нибудь работу булочник, недолюбливающий им подобных, грубо послал нагловатую компашку, затаили.

Слабо представляющие последствия своих действий дети — воровали, обзывались и проказничали. И чем дальше, тем сильнее их заносило. А и так не блещущий умом и добротой мужик, у которого помимо воришек имелись и более серьёзные проблемы — зверел и с каждым разом реагировал всё жёстче. Ведь подобие мелкой войнушки лишало его весомой части и так скромной прибыли! А кто любит удары по своему кошельку? Притом регулярные, притом всё возрастающие...

Никто не желал останавливаться, считая себя правой, несправедливо обиженной стороной.

И вот глупость, озорство и злопамятность кучки малолетних беспризорников наложились на такую же глупость, злопамятность