Жить жизнь. Трилогия о любви и манипуляциях - Анна Александровна Богинская

шепотом: – Не бойся, я тебя не обижу, доверься мне.

– Тебя что, совсем не страшит боль?

Анна отрицательно покачала головой.

– Жизнь – это не когда мы закрываемся от мира, однажды получив травму. Жизнь – это когда ты остаешься открытым, несмотря на всю пережитую боль. Нельзя понять, что для тебя хорошо, пока не попробовал. Есть только один способ: начать.

– С чего? – задумчиво спросил Матвей.

– С правды, – ответила она.

Анна вспомнила, сколько мужества понадобилось ей, чтобы сказать правду Жене, но результат того стоил. Преодолев себя, ты освобождаешься от лжи и двойственности. Преодолев себя, ты получаешь бесценное спокойствие.

– В этом разговоре нет смысла. В конце концов, ты сама пригласила меня на свидание, – отрезал Матвей. – Пошли спать.

Анна с сожалением вздохнула. Ему так и не хватило мужества начать.

– Могу я задать тебе вопрос? – спросила она. Матвей кивнул. – Ты сказал, что, когда вернешься из Одессы, все изменится. Что изменилось, Матвей?

Он закурил еще одну сигарету. Курил и смотрел вдаль. Затем ответил коротко:

– Ничего.

Анна вздохнула: Виталик оказался прав.

– Две недели заканчиваются в субботу, – напомнила она.

– У меня есть время, пока швы не сняты, – гася окурок в пепельнице, задумчиво пробормотал он и спросил: – Что Люся хочет мне предложить?

– Она возвращается во вторник. Я организую тебе обед с ней – она сама обо всем расскажет.

– Нужно встретиться с Люсей как можно быстрее. Пойдем спать, – повторил Матвей, подавая ей руку.

* * *

Открывая дверь ванной, она слышала голос Матвея – он разговаривал с кем-то по телефону. Напряжение не покинуло квартиру и наутро. Он был молчаливым, озадаченным и удрученным. Анна быстро прошмыгнула в спальню мимо него.

– Аня! – окликнул ее Матвей. Она выглянула из-за двери. – Мама, я перезвоню, – быстро сказал он в трубку. – Подойди, хочу посмотреть, как повязка.

Она медленно подходила к нему. Опять накрывало непонятное стеснение. Анна присела рядом. Матвей проверил пластырь. Она хотела встать, но он удержал ее за запястье и посмотрел в глаза.

– Аня, – несколько обреченно сказал он. – Не нужны мне все дары мира. Что мне сделать, чтобы Богинская меня полюбила?

– Матвей, почему ты решил, что я тебя не люблю?

– Твоя любовь какая-то странная – не такая, как у всех, – многозначительно ответил он.

– Не понимаю, в чем странность?

– Ты не звонишь мне, например.

– Матвей, я не звоню не потому, что не хочу. Я звонила вначале, но ты все время не брал трубку. Поэтому не звоню – не хочу мешать. Не хочу контролировать тебя, не хочу надоедать, не хочу отвлекать от работы. Я думаю, если у тебя есть время и желание, ты позвонишь сам.

– Но женщины не ведут себя так! – возмущенно заявил он. Анна улыбнулась. – Ты очень сложная, Аня.

– Мужчины тоже не ведут себя так, как ты. Но я же приняла это, – Анна замолчала. – Может, другие женщины ведут себя иначе, но я – так. И я не сложная, Матвей. Со мной все просто. Если ты хочешь, чтобы я звонила чаще, делай то же. – Матвей напряженно смотрел на нее. – Или хотя бы скажи: «Аня, ты можешь звонить мне так часто, как только захочешь. Я рад твоим звонкам».

– То есть даже самые сильные чувства не смогут заставить тебя бороться за меня или добиваться? – Матвей сделал акцент на слове «сильные».

– Я не нуждаюсь в жалости и убеждена, что насильно мил не будешь. В моем понимании сильные чувства не будут преследовать человека. Такие чувства подразумевают любовь к личности. Поэтому мои чувства означают уважение к его желаниям. И если его желание – мне не звонить, значит, я не буду навязывать свое присутствие. Я принимаю его выбор.

– Может, ты просто никогда не любила по-настоящему? – недоверчиво спросил Матвей.

– Любила, – Анна вспомнила свои чувства в утро перед операцией. – Любовь в моем понимании – это уважение к свободе человека, а не слепое желание владеть им. Когда ты хочешь владеть и контролировать, а значит, управлять, – это страсть, это удовлетворение амбиций, это повышение собственной значимости, это все что угодно, но только не любовь. – Анна смотрела на него. – Я многому научилась именно благодаря тебе, Матвей, – задумчиво сказала она.

– Чему? – удивился он.

– Меня раздражали твои опоздания – я посмотрела на себя в зеркало, сделала выводы и отключила это. Ты не звонил мне двадцать раз на день, как Стас, например, – я пересмотрела свое отношение и к этому. Я поняла, что есть люди, для которых работа важнее, чем все остальное. Я приняла тебя таким, какой ты есть. И не собираюсь тебя менять или заставлять быть тем, кем ты быть не хочешь.

Матвей удивленно смотрел на нее.

– Я не верю тебе.

– А зря.

«Как еще я могу ему объяснить это?» – грустно подумала она. Матвей молчал. Он отпустил ее запястье – Анна восприняла это как окончание разговора. Она встала с дивана и направилась в гардеробную.

Атмосфера напряжения начинала надоедать даже ей. Матвей раздражен с самого утра. Анна никак не могла понять причину. Она же, напротив, пребывала в умиротворенном настроении. Сегодня ночью она второй раз спала рядом с ним – просыпалась, но все-таки спала. «Что его раздражает? Мое поведение?» Она совершенно не понимала его. Сняла с вешалки белое платье. Надевая украшения в спальне, громко спросила:

– Матвей, а ты можешь научить меня кататься на коньках?

– Нет. Я не катаюсь на коньках. Я слишком боюсь упасть.

Его ответ расстроил, но она не подала виду. Анна вышла. Он смерил ее оценивающим взглядом.

– Красивое платье, – Матвей направился за ней в коридор. Она открыла шкаф, чтобы выбрать очки, которые подошли бы к ее образу. – Зачем тебе столько очков?

– Я люблю очки, – задумчиво пояснила она, поглощенная поиском. – Люблю интересные эксклюзивные очки… Вот эти, например. Linda Farrow – бренд, который у нас мало кто знает, хотя существует он с 1970 года.

Анна надела очки, Матвей в этот момент как раз достал из сумки свои.

– То есть мои Ray-Ban, купленные на Пятой авеню, – полный отстой?

Они вышли из квартиры.

– Почему? Тебе очень идет эта модель. Тоже известный бренд, просто другого уровня.

Матвей молчал. Он молчал целое утро. Анна же пыталась остаться в умиротворенном состоянии. Она старалась не включаться в его настроение, интуитивно чувствуя, что это может привести к конфликту. Они проходили мимо консьержки, которая посмотрела оценивающе. Молча подошли к машине. Анна собиралась отвезти фиброаденому на гистологию, поэтому договорились выйти вместе. Она села за руль и завела мотор. Матвей открыл пассажирскую дверь. На сиденье лежал планшет – она забыла его после встречи с Виталиком. Буря началась неожиданно.

– Как так можно! – вскипел он. – Ты понимаешь, что могут стекло разбить?

Она взглянула на него.

– Ничего же не случилось. Забыла – и забыла, – спокойно ответила она.

– Рано или поздно случится! Этот твой инопланетный взгляд на мир! – продолжал причитать Матвей. – Вечно витаешь в облаках, в своем позитивном мышлении!

– Я не витаю в облаках, и не нужно путать мое позитивное мышление с розовыми очками, – спокойно ответила Анна. – Я случайно его оставила, а не из-за уверенности, что все всегда хорошо. Хотя я действительно верю в то, что все, что мне дорого, всегда в полной безопасности, целости и сохранности.

На лице Матвея читалось возмущение.

– Тебя послушать, так все, к чему ты прикасаешься, превращается в золото!

– Ты ищешь повод поссориться?

Матвей замолчал. Анна наблюдала за ним. Он смотрел в окно. Она не могла сейчас разбираться в причинах его поведения. Матвей громко вздохнул и спросил:

– Ань, скажи, ты действительно вот такая?

– Какая?

– Такая! Всегда в хорошем настроении, думающая о хорошем и видящая в людях только хорошее.

Анна кивнула.

– За исключением людей, – уточнила она. – Я принимаю людей такими, какие они есть.