Колледж Некромагии. Самый плохой студент - Галина Львовна Романова

– Нет. Но я знаю тех, кто сможет помочь.

Еще день или два тому назад слова «черная магия» напугали бы герцога Ноншмантаня, но не сегодня.

– Говори.

– Есть одна девушка в Колледже Некромагии…

Он откинулся назад, вглубь кареты, так резко, что его собеседница испуганно вскрикнула. Но ведь она не могла знать, откуда он возвращался так поздно! Заседание попечительского совета касательно дела студента Колледжа Некромагии Рихарда Вагнера и самого Колледжа закончилось только что. В ушах еще звучали реплики его оппонентов. А на завтра назначен суд…хотя, какой там суд! Приговор вынесен открытым голосованием, завтра его только зачитают, и судьба двух с лишним тысяч человек будет решена.

Но ведь еще ничего не решено. Его победили простым большинством, однако, в рукаве остался козырь. Час тому назад герцог не осмелился выложить его на стол, но Марфа Скруль подсказала ему выход.

– Эта девушка знает, как искать пропавших людей?

– Да. Ее зовут…

– Не надо имен. Спасибо, Марфа. Желаю тебе найти твою дочь.

– Твою… – она второй раз словно споткнулась.

– А? Что? Да, и моего сына тоже. Тебе точно ничего больше не нужно?

Знахарка посмотрела на герцога каким-то странным взором, словно не верила ни своим глазам, ни своим ушам, потом тихо покачала головой:

– Нет. Я думала… я, наверное, ошиблась…

– Наверное, – кивнул он. – Что ж…тогда, прощай! Трогай!

Женщина отступила от дверцы кареты. Кучер подстегнул лошадей, животные энергично тронулись с места, въезжая варку ворот. Стража с облегчением закрывала створки, уже мечтая о том, чтобы вернуться в караулку и обсушиться у огня. Марфа Скруль осталась одна на пустой улице под дождем.

На миг у Ноншмантаня мелькнула мысль приказать провести ее в людскую, чтобы женщина хотя бы обсушилась, но ее тут же заслонили другие дела. А когда он, уже поднявшись в свои покои, все-таки решил проявить благородство и позвал за нею лакея, она уже скрылась.

Однако, осталось имя. Марфа Скруль. Это имя было ему чем-то знакомо. Оно будоражило память, как глубоко засевшая заноза. Марфа Скруль, знахарка. Марфа Скруль, знахарка… Они ведь уже встречались. Но где и когда? И по какому поводу?

Уже поздно ночью, проворочавшись в постели без сна и проваливаясь, наконец, в дремоту, Валентин Ноншмантань все вспомнил. И проклял свою забывчивость.

Время тянулось так долго, что уже к вечеру второго дня он был готов лезть на стену от скуки и тревоги. После того визита руки ему освободили, но заменили их ножными и ручными кандалами, сделав похожим на каторжника. Хотя бы какие-то перемены!

Весь день Рихард провалялся на соломе, закинув руки за голову и размышляя. Мысли крутились вокруг одного и того же – кто его подставил и зачем? Кому была выгодна смерть Густава Белого фон Ноймана? Это нелепая случайность или интрига? Ведущий расследование инквизитор как в воду канул. Экзекутор и его помощники то ли сами были не в курсе, то ли получили строгие рекомендации помалкивать. Других посетителей к нему не допускали. Рихард не видел даже экзекутора – завтрак, обед и ужин ему приносил один из помощников.

Хорошо было только одно – обычно в темницах такого рода полным-полно призраков прошлого. Ибо, как ни стараются палачи и стража, некоторые узники умирают прямо в камерах, замерзнув зимой в каменном мешке, не вынеся пыток, просто ухитрившись покончить с собой. Но здесь, в темнице Колледжа Некромагии, ничего подобного не имелось. То ли ни разу не умирали студенты в ее стенах, то ли некроманты всех «подчистили». Как бы то ни было, по ночам никто цепями не гремел, над ухом не стонал, протяжно не выл и в кошмарах не являлся.

Сам экзекутор пришел только однажды утром. Разбуженный на рассвете, еще в темноте и холоде стылой осенней ночи – накануне вечером шел дождь, резко похолодало и задремать узнику удалось только после полуночи – Рихард резко сел, хлопая глазами. В камеру вошли все трое, кутаясь в плащи. Факел в руках одного из помощников дымил и чадил. В неверном свете нежданные гости казались тенями из мира мертвых.

– Собирайся.

Услышав голос экзекутора, парень испытал безотчетный страх. Вот и все. Свершилось.

– И…куда?

– На суд. Вставай!

Он поднялся на ноги. Дождался, пока расклепают замки на кандалах. Обычно тяжелые железные кольца на запястьях и щиколотках заклепывают намертво – в тех случаях, когда осужденному придется носить кандалы несколько месяцев или даже лет. Но тут был простой замок.

– Руки назад.

Пришлось подчиниться. К чему спорить с судьбой? Лишних вопросов Рихард задавать не стал – его конвоиры явно не в курсе происходящего. Им сказали доставить подопечного на суд – они и доставляют.

У самого крыльца ждала наглухо закрытая карета. Это было плохо. Значит, суд состоится не в Колледже, как обычно бывало в делах такого рода. К чему выносить сор из избы? Даже когда три года назад судили студенческую банду, грабившую мирных горожан, и то весь процесс проходил в этих стенах. Рихард, отделавшийся только парой месяцев исправительных работ, очень хорошо это помнил.

Его впихнули в карету. Один из помощников экзекутора влез следом, другой устроился на запятках, сам экзекутор сел на козлы.

Карета тронулась.

Черные шторки прилегали неплотно. Они колыхались в такт езде, и Рихарду удалось разглядеть часть плаца, хозяйственные постройки, конюшню – и больше ничего. Учебные корпуса, общежития и лабораторное крыло остались по другую сторону кареты. Что ж, может быть, даже лучше.

Было темно, тихо, прохладно и сыро. Рассвет только занимался, когда, прогрохотав по просыпающимся улочкам Зверина, карета сделала последний поворот и, судя по звукам, въехав в какие-то ворота, остановилась.

Послышались шаги.

– Выходи!

Он послушно выбрался и, разинув рот, огляделся. В этом внутреннем дворе он ни разу не был. Справа и слева вставали стены двух мрачных четырехэтажных зданий – узкие, как бойницы, окна забраны решетками. Впереди – глухая стена в два человеческих роста. За нею – что-то вроде парка и еще какие-то крыши. Два крыльца.

Загораживая обзор, перед ним стояли трое – два охранника и незнакомый инквизитор.

– Насмотрелся? Пошел!

Одна из дверей была приоткрыта.

Здание, куда его ввели, было административным. Скромная деловая обстановка, голые дощатые полы. Ряды дверей с номерами и небольшими табличками: «Архив», «Письмоводители», «Канцелярия», «Торговое представительство». Поднялись на третий этаж, прошли коридором и остановились перед массивной дверью, на которой была табличка «Попечительский совет. Зал заседаний».

Теперь все стало понятно. Он оказался в ратуше, ибо попечительский совет заседал только там.