Лазурь на его пальцах - Кэрри Лонсдейл

Я облизнула пересохшие губы.

– А где мальчики сейчас?

– Гостят у друзей. Они славные ребята.

– Нисколько не сомневаюсь.

Я поставила фотографию на полку и заходила взад-вперед по небольшой гостиной, нервно крутя на пальце кольцо. Мои руки безудержно тряслись, и эта дрожь стремительно распространялась по всему телу.

– Прости, – сказал Карлос сухим и резким тоном. Он шумно сглотнул, быстро поморгал глазами, блестящими от навернувшихся слез. – Я не думал… Я не знал, как… – Он прокашлялся и поставил стаканы на кофейный столик. – Для тебя, должно быть, слишком большая неожиданность увидеть моих детей.

– Кто она? Как вы познакомились? И когда ты успел… – Я даже стиснула губы, презирая эти ноты отчаяния в собственном голосе.

– Она была специалистом по лечебной физкультуре. Занималась со мной после травмы. Когда мы поженились, я усыновил Джулиана. А вскоре подоспел и Маркус… – Запнувшись, Карлос потер ладонью затылок. – Мы с Ракелью не так уж и долго были женаты, но я… – Он на мгновение отвернулся. А когда снова посмотрел на меня, глаза его были серьезными и искренними: – Я больше ни с кем не могу танцевать. Танцы были ее страстью. Для меня это слишком тяжело… ¡Dios! – страдальчески выдавил он. – Если бы я хоть когда-либо испытывал к тебе то же, что чувствую к Ракель, я бы мог понять всю бездну твоих мучений. Эта потеря… просто непереносима!

С моих губ снова сорвался стон. Я лихорадочно вертела кольцо, до боли стирая под ним кожу. Карлос взглянул на мои руки, прищурился.

– Я свое снял уже несколько месяцев назад, – тихо произнес он.

– Я не могу. – Я сокрушенно расплакалась.

Он осторожно подступил поближе.

– Или не хочешь?

Я с чувством помотала головой. Мне казалось, будто комната становится все теснее, и стены готовы обрушиться на меня.

Карлос приблизился вплотную, мягко накрыл ладонью мою руку, сдерживая мои беспокойные пальцы.

– Я очень сильно любил Ракель. Когда она ушла… мне было… невероятно тяжело. Но я должен был жить дальше. У меня просто не было выбора. Я был очень нужен двум очаровательным и неугомонным ninõs[35].

У меня задрожала нижняя губа.

– Но ведь ты здесь, Джеймс, – прошептала я. – Ты-то не умер. Ведь ты же – живой. И мне ты очень нужен.

Карлос печально покачал головой:

– Он ушел, Эйми. И тебе его надо просто отпустить.

«Все отпусти, детка. Лети…» – тихим шелестом пронеслись в моем сознании слова Яна.

Не отпуская моих рук, Карлос бережно отвел меня к дивану, усадил на краешек сиденья. Потом подтянул себе кресло и уселся напротив, снова обхватив мои ладони.

– Джеймс счастливый человек, раз его столь страстно любит такая женщина, как ты. Расскажи мне о нем. Расскажи, почему он так сильно тебе необходим.

– А вдруг ты тогда начнешь вспоминать?

Его взгляд исполнился сочувствия.

– Это невозможно начать. Мы с тобою оба знаем, что смена сознания произойдет совершенно внезапно. Если произойдет. Лично я не думаю, что такое случится.

Я не поверила словам Карлоса. Ведь Джеймс по-прежнему был с нами, скрываясь где-то внутри него, глубоко в его сознании. Я смотрела на наши крепко сцепленные руки, на наши переплетенные пальцы, ощущала тепло его кожи – и думала: «Хватит ли мне стойкости отправиться домой без него? И смогу ли я двигаться по жизни дальше, зная, что он живет на свете – где-то далеко и без меня?»

Я подавленно вздохнула. И с обреченной улыбкой рассказала Карлосу нашу историю.

С того дня, как исчез Джеймс, я все хранила в нетронутом виде. Его студию в нашем доме. Его картины, развешанные на стенах. Его одежду в нашем общем шкафу. И, как верно обмолвилась Надя перед моим отлетом в Мексику, – фотографии Джеймса были у меня повсюду.

И я отчаянно за все цеплялась: за мечты о будущем, в котором он будет со мною рядом, за надежду, что он все-таки жив и скоро ко мне вернется. За воспоминания о нашей с ним совместной жизни – включая и тот эпизод, о котором я поклялась не рассказывать ни одной живой душе.

Мне трудно было такое обещать, но я все же сделала это ради Джеймса. Я рассчитывала, что, когда он будет к этому готов, мы вместе справимся с этой травмой и вместе исцелимся. Однако, когда момент настал, он отказался обсуждать это жуткое испытание – или же, как я начала подозревать, слишком этого боялся.

Похоронив Джеймса, я задалась вопросом: а придет ли такой день, когда я перестану молчаливо страдать от этой тайны в одиночку? «Вечно ты держишь все в себе», – попеняла мне Кристен несколько месяцев назад. Если бы она только знала, какую тайну я в себе похоронила!

Мне все время хотелось хотя бы один-единственный раз рассказать Джеймсу о том, что я тогда испытала. О том, насколько одинокой и перепуганной почувствовала я себя в тот день на нашей лужайке. И вот теперь он сидел напротив меня в кресле, весь обратившись в слух, – хотя, в каком-то смысле, это был не совсем он.

Я стала рассказывать ему, как мы познакомились. Карлос держал меня за руки, и это прикосновение действовало на меня успокаивающе. Так странно было оживлять воспоминания, в которых Джеймс играл самую непосредственную роль – и при этом не мог припомнить ни единого мгновения. Я объяснила, что именно моя семья, а не Джеймса, взлелеяла его талант. Рассказала историю о нашем первом поцелуе и о первом танце. С легкой улыбкой припомнила, как Джеймс приезжал ко мне из колледжа и как мы под звездами занимались любовью на нашей заветной полянке. Потом вспомнила, как Джеймс попросил меня выйти за него…

Тут я посмотрела на наши соединенные руки и вытащила пальцы из сжатых ладоней Карлоса.

– Было еще что-то, верно?

Я кивнула, снова принявшись теребить помолвочное кольцо.

– Что с тобой случилось? – осторожно спросил он.

И тут из меня безудержно начали изливаться воспоминания, выползая на свет из той глухой черной норы, в которой я их все это время прятала.

– Мы были на нашей любимой лужайке на горном выступе. На нашем особом, тайном местечке, – начала я. – Джеймс раскинул на траве тонкое одеяло, и мы с ним, усевшись рядом, смотрели, как за вершину холма медленно склоняется солнце. И он мне сделал предложение…

* * *

– Я напишу для тебя этот закат, и еще много других таких же прекрасных закатов, если ты будешь носить вот это…

Внутри открытой черной бархатной коробочки, лежащей на его ладони, оказался квадратной огранки бриллиантик в платиновой оправе.

– Ой! – воскликнула я. – Какая прелесть!

Я растопырила кисть, и Джеймс, поцеловав мои пальцы, надел мне кольцо. Оно мне подошло просто идеально! Как идеально подходили друг другу мы с Джеймсом.