Ангел севера - Лиза Клейпас

– Иногда я находил своего брата в темном углу, в шкафу, плачущего, истекающего кровью. Все знали, что он был предметом отцовской похоти. Не знаю, почему он выбрал для этого Мишу, а не меня. Никто не осмеливался вмешаться. Однажды я попытался перечить отцу, так он бил меня до тех пор, пока я не потерял сознание. Малоприятная штука – зависеть от милосердия человека, у которого его нет. Наконец я повзрослел достаточно, чтобы…, убедить отца оставить Мишу в покое. Но было уже слишком поздно. Моего брата погубили еще до того, как он получил возможность вести достойную жизнь. – Губы Николая скривились в болезненной усмешке. – И меня тоже.

Люк, не в силах слушать этот ужасный рассказ, не сводил глаз с великолепной пустынной улицы. Коляска пронеслась мимо собора с луковицами куполов, зданий, стоявших вдоль реки так ровно, как на параде. Никогда он не чувствовал себя так неуютно и неловко…, таким англичанином. Эта красивая непростая страна безжалостно гнет человека по своей воле, будь он смирен или горд, богат или беден.

– Прошлое Михаила…, и его смерть…, меня не касаются, – наконец безучастно произнес он. – Не мне давать вам советы, что делать дальше. Я хочу одного – забрать свою жену и увезти ее в Англию.

Тася мирно спала. Она поступила, как велел Люк: легла, когда он ушел… Впервые за много дней она смогла отдохнуть. Теперь все заботы позади. Люк нашел ее и сейчас делает все возможное, чтобы освободить. Теперь, когда она знает, что случилось в ту страшную ночь, когда об этом знает Люк, все сомнения и угрызения совести исчезли.

Сон ее прервался, когда большая мужская рука прикрыла ей рот, чтобы приглушить возглас удивления, и хриплый родной голос прошептал ей в самое ухо:

– Мы еще не все дела закончили.

Тася мгновенно открыла глаза и увидела над собой смуглое, заросшее щетиной лицо. Радость переполнила ее, когда до затуманенного сном сознания дошло, что это Люк, и сердце затрепетало часто-часто. Он снял руку с ее рта.

– Люк…

– Ш-ш-ш… – Его рот накрыл ее губы жадным поцелуем.

– Как ты сюда попал? – ахнула она, отворачиваясь, чтобы договорить:

– Полковник Редков сказал, что охрана усилена и больше посетителей ко мне не пустят…

– Николай отменил его приказ. Мы заперты вместе на ночь.

– Но почему вдруг Николай?…

– Позже. Сейчас я хочу тебя.

Его тяжелое тело придавило ее, и все вопросы потеряли значение, растворились в пылком волнении. Казалось, что она не была с ним давным-давно, а как же хорошо было снова оказаться вместе, ощущать его тело, прижавшее ее к кровати, почувствовать натиск его жаркого рта. Где-то в глубине Тасиного горла родился стон, и она заметалась, стремясь выпутаться из мешающих ей простыней. Люк продолжал целовать ее, ласкать, дразнить, припечатывать ртом ее губы. Сквозь льняные простыни, сквозь одежду Тася ощутила его восставшую плоть, твердую и напористую. Она выгнулась навстречу, требовательным покачиванием бедер умоляя его овладеть ею.

Люк, приподнявшись, сбросил на пол простыни, открыв ее стройную фигурку в тоненькой батистовой ночной рубашке. Полуоткрытыми губами он прошелся по ее обнаженной коже, следуя за отступающим краем батиста, который она торопливо стягивала с себя дрожащими руками. Его голова склонилась над ее открывшейся грудью, губы нашли нежные пики и втянули в себя.

Они устремились друг к другу, раздевая и раздеваясь, прикасаясь, стремясь дотронуться, прильнуть кожей к коже.

Люк был еще полуодет, когда вошел в нее: рубашка всего лишь распахнута, брюки на одной ноге. Решительный выпад заставил Тасю ахнуть от легкой боли, а тело ее уже с готовностью уступало безжалостной мужской силе. Он целовал ей шею, подбородок, а затем нажал и проник в нее еще глубже, заставляя ее стонать от наслаждения. Ее руки гладили его по плечам, пальцы впивались в мощные мышцы.

Он перекатился на спину, плотно придерживая ее рукой.

Тася оказалась на его бедрах и уперлась руками в крепкое тело. Она отыскала идеальный угол касания, всем телом прижав сладостную точку их соединения. Она приподнималась и толчком опускалась вниз, наслаждаясь жарким скольжением внутри себя. Он послушно следовал заданному ею темпу, его глаза сияли в полутьме сапфировым блеском, неотрывно следили за выражением ее лица.

Она ритмично покачивалась, испытывая острое удовольствие от силы и мощи распластанного под ней тела, крепко захваченного в плен ее бедрами. Она замедлила скорость своего движения, мучая себя и его, потому что каждый выпад, каждый рывок подталкивал ее все ближе и ближе к последнему пределу, к самому краю необычайной полноты чувств. Внезапный взрыв сладкой муки настиг ее, она вся напряглась, задрожала и отчаянно закусила губы, сдерживая всхлип. Люк пригнул правой рукой ее голову к себе и заглушил ее вскрик губами. Стон своего освобождения он выдохнул в нее, когда в последнем порыве рванулся вверх. Опустошенный, удовлетворенный, Люк расслабленно раскинулся, а Тася приникла в бессильной истоме к нему на грудь.

Спустя какое-то время она потянулась с протяжным вздохом, не спеша сняла ночную рубашку с себя и остатки одежды с Люка. Он лежал на постели, как избалованный султан, лениво принимающий ухаживания своей любимой наложницы.

– Ты и представить себе не можешь, как я скучала об этом, – сказала Тася, швыряя на пол его рубашку, после чего она снова легла на него, сначала поводив кончиками грудей по его обнаженному телу.

Люк улыбнулся, играя ее длинными волосами.

– У меня есть идея. – Он водил пушистыми кончиками Тасиных локонов по своей груди и шее, а затем стал щекотать ими ее плечи. – Ты так хорошо стала это делать, что, по-моему, тебя лучше забрать поскорее в Англию. Такой талант пропадать зря не должен.

– Я согласна, – мечтательно проговорила она, приникая губами к его теплой коже. – Давай уедем сейчас же.

– Завтра ночью, – ответил Люк, становясь серьезным, и, прежде чем она успела произнести хоть слово, рассказал ей обо всем, что произошло этим вечером, и о плане, который придумали они с Николаем на обратном пути от Щуровского.

Тася выслушала его в молчании, стараясь разобраться в странном смешении своих мыслей и чувств. У нее появилась надежда, что она вернется в Англию и ее счастливая жизнь с Люком продолжится. Но в то же время ее переполняла обида на несправедливость того, что с ней сделали, что у нее отняли.

– Я буду рада покинуть Россию, – с горечью произнесла она. – Первый раз мне было грустно уезжать, а теперь нет. Это моя страна, моя родина… Но все, что я знала, оказалось лишь красивым фасадом. Я не могла представить себе, как прогнило все за этим фасадом. Сколько людей было принесено в жертву «благу государства»! Здесь для меня нет будущего. Русские утверждают, что все мы дети государевы, называют его «царь-батюшка», говорят, что он отец всех россиян, милостивый и великодушный родитель, который любит и защищает нас, как Господь. Все это ложь, сказка, придуманная, чтобы немногим жадным негодяям легче было грабить народ. Царь, его министры, знатные семьи, вроде моей или Ангеловских, на самом деле не думают о России, а просто хотят, чтобы ничто не угрожало их благополучной и удобной жизни. Если мне удастся отсюда уехать, я никогда не вернусь обратно, даже если мне когда-нибудь представится такая возможность.