Удар "Молнии" - Сергей Алексеев

Это было слишком мелко для Кастрата — возить телевизоры из Грозного, однако заглянуть в коробки было невозможно: пилоты сами охраняли самолет и неотлучно находились в салоне. Около полуночи Шутов передал, что депутат Госдумы направляется в Гудермес и что отслеживать его очень сложно: дороги почти пустые и часто приходится уходить от военного патруля, разъезжающего на открытых УАЗах. В общем-то это и бесполезно, поскольку невозможно приблизиться и установить, с кем встречается Кастрат. То ли кого-то ищет, то ли что-то передает; ни в одном пункте больше чем на десять минут не задерживается — эдакий курьер, что с его персоной вообще соотносимо. Этот ночной вояж после трех дней заседания «большой семерки» был странным и необъяснимым. Накатавшись, Кастрат мог наутро улететь и увезти с собой все свои загадочные манипуляции, поездки и переговоры: из аэропорта поступило сообщение, что командир экипажа его самолета запросил полную заправку.

И Головеров решил перехватить его на обратном пути из Гудермеса.

— Алекс, помнишь, как мы пригласили в гости Кархана? — спросил он по радиосвязи у Отрубина — все переговоры велись только на английском: даже если бы перехватили, что было маловероятно, чужой язык сбил бы с толку спецслужбы.

— Помню… С этим бы понежнее как-нибудь, натура тонкая, — откликнулся командир «тройки».

— Предлагай.

— Мы из Интерпола, работаем нелегально во многих странах мира.

— О'кей! Его «ангела» с собой, а карету оставьте где-нибудь в селе. Только без багажа.

Похоже, телохранители боялись Интерпола больше, чем бандитов. «Ангел» Кастрата начал отстреливаться из двух пистолетов, продырявил машину Отрубина, выбил заднее стекло и угомонился лишь на земле со сломанной рукой и стволом у виска. Как потом выяснилось, великолепно владел английским и понял весь короткий разговор, состоявшийся между Тучковым и Кастратом. Тонкий по натуре Кастрат пытался бежать в темноту, но не смог пробиться через густой кустарник, запутался и сдался без сопротивления. Этот безрассудный побег показался Отрубину странным — с его огромной задницей и животом можно было передвигаться лишь короткими шажками от двери офиса до дверцы автомобиля, а от страха такие люди обычно не бегут, подламываются на месте.

Пришлось обследовать кустарник с фонариком, и не зря: в траве обнаружился бумажник, туго набитый долларами. И опять его поведение показалось слишком нелогичным, даже вздорным, поскольку нет смысла таким образом прятать от Интерпола деньги, которые, как известно, не пахнут. Другое дело — от бандитов либо налоговой службы…

При обыске машины нашли семь запаянных цинок с патронами для винтовок иностранного производства, что тоже было не менее странно, а при личном досмотре изъяли «красный мандат» — специальный пропуск для проезда по всей территории Чечни, подписанный Диктатором. На московских гостей натянули черные маски задом наперед и привезли в музей. В подвале, где когда-то находились запасники, было подходящее для камеры место с железной дверью, но не оказалось ни одного замка, поэтому пришлось вставить в пробой болт и завернуть гайку ключами. Головеров вскрыл первую попавшуюся цинку и вместо патронов обнаружил плотные вакуумные упаковки с героином. У депутата Госдумы были серьезные причины опасаться Интерпола…

Наркобизнеса в России пока вроде бы и не существовало, правоохранительные органы лишь робко подкрадывались к этой новой, еще не открытой теме.

Похоже, Кастрат еще никогда не сталкивался с Интерполом и знания его об этой организации были смутными, киношными. Он и защищаться начал так же по-киношному.

— Я нахожусь на территории России, являюсь депутатом Государственной Думы, — по-английски он говорил с большой натяжкой, на уровне вузовской подготовки. — Ваши действия незаконны. Требую немедленного освобождения!

— Послушай, ты, мешок с дерьмом, — развязно и грубо сказал Глеб. — Мне наплевать, где ты находишься, в Пакистане или драной России. Ты слишком мелкая тварь, чтобы требовать. Рот будешь открывать после того, как я задам вопрос.

Киношный же набор полицейских ругательств подействовал на него убедительно, охладил пыл, — верно, понял, что не в какой-нибудь районной милиции, где можно качать права.

— Прошу вас, сообщите о моем задержании президенту республики, — попросил он. — Я его личный гость и друг.

— Твой президент принадлежит к международной наркомафии, и что я с удовольствием сделаю — сообщу ему об аресте и затолкаю в подвал вместе с тобой.

— В таком случае… вы обязаны пригласить моего адвоката, — Кастрат начал потеть. — Есть же права человека…

— Права человека существуют для человека, — оборвал Глеб. — В этой стране их нет. Откуда поступает товар, я знаю. Но для кого предназначен?

— Я не буду отвечать на вопросы. Это шантаж. У меня нет и не было никакого товара. А это, — он показал глазами на распечатанную цинку, — вы подбросили ко мне в машину.

— И в твой самолет подбросили?

Большие, навыкате, глаза его оловянно блеснули.

— Если через полчаса я не буду в аэропорту, самолет взлетит. Задержать вы не сможете, охрана не подпускает никого, стреляет без предупреждения.

— Придется тебе задержать вылет, — Головеров положил перед Кастратом радиостанцию, отнятую при обыске. — В целях самосохранения.

— Нет, — усмехнулся он. — Задерживать не буду. А за свою жизнь я не опасаюсь. Ее гарантирует и оберегает лично президент. В ваших интересах освободить меня и не нарываться на скандал.

Глеб посмотрел в его наглые, непроницаемые глаза и подозвал Тучкова.

— Приготовь ему дозу. Рассчитай на килограмм веса, посадим на иглу.

Князь молча взял героин и удалился. Кастрат взбагровел, зашевелились тяжелые, большие уши.

— Вы — не Интерпол! Вы банда преступников!

— В бандитских странах вынуждены применять соответствующие приемы, — неохотно заявил Головеров. — Цивилизованные — для цивилизованных.

— У меня большие связи за рубежом!

— Не сомневаюсь.

— Меня знают члены «большой семерки»!

— Допускаю, но я не член «большой семерки» и ничем помочь не могу.

— Я сделаю заявление о ваших методах работы в России!

— Возможно, если я тебя отпущу, — спокойно заметил Глеб. — Но я этого делать не собираюсь. К сожалению, мы не можем найти общего языка.

Тучков принес шприц, Цыганов — жгут, встали в ожидании, с бесстрастными лицами. Кастрат вжался в стену, завертел головой.

— Садисты! Не посмеете!.. Какая дикость!

— Не дергайся, — Головеров взял у Князя шприц. — К вечеру попросишь сам, но тогда не получишь.

Мужики схватили его за руки, вжали в стену. Цыганов перетянул руку жгутом, заломил ее и подставил под укол. Пот у Кастрата напоминал запах негра — терпко-мускусный, непривычный, отвратительный. Глеб нащупал вену, всадил иглу — Кастрат завизжал, мелко затрясся.