Ловушка - Алексей Николаевич Загуляев

остального стеной. Всё сияло свежей краской и пахло гипсом. Игорь был доволен, хотя с каждым днём отчего-то всё больше уходил в себя, думал о чём-то, словно решался что-то сказать Руслану, но никак не мог подобрать правильные слова. Руслан подумал было, что стал теперь лишней обузой для Игоря, но тот просто боится сказать прямо, чтобы гость подыскал себе другое жильё. Но мысль эта, едва промелькнув в сознании, тут же и испарилась. Да мало ли что могло мучить этого человека? Все в этой деревне маялись чем-то сугубо личным, ведь не спроста же застряли они здесь, некоторые даже и добровольно, как тот же, к примеру, Игорь.

События последних дней обострили подозрительность Руслана и заставили десять раз думать, прежде чем что-то сделать, сказать или спросить. Человеком, совершившим роковой выстрел из диковинного револьвера, мог оказаться любой из здешних обывателей. У всех имелись какие-нибудь странности, и все в одинаковой степени ненавидели Лямова и, по крайней мере на словах, жалели запертую в конюшне Дашу. Вот Темнов, например, отчасти оправдывал свою фамилию — темнил насчёт того, что не помнит, как опрокинул бокал вина на подвенечное платье. Если настолько он верит Даше и искренне считает её невиновной, то почему было не согласиться, что так оно всё и было? Зачем настаивать на своём провале в памяти? Или Игорь вот… Мобильник у него каждый вечер стоит на зарядке. Зачем? Связь в деревне отсутствует, а до Вышки по подвесному мосту он добраться не в состоянии. Что он там делает в своём смартфоне? В игрушки играет? На него не похоже. Да и сама Даша… Рассказ её хоть и звучал убедительно, всё-таки и она что-то могла не договаривать. И этот таинственный свидетель, видевший её бегущей от злополучного дома… Кто он? И все как один уверовали в эту призрачную невесту. Может, вообще вся деревня тут сговорилась? Это как у Агаты Кристи в «Убийстве в «Восточном экспрессе». Только убили не до конца, и вместо вагонов — полуобитаемые дома. Да ерунда, конечно. Все эти накручивания на пустом месте могли завести Бог знает куда. Версия, предполагающая человека со стороны, выглядела куда более убедительной.

Дел особенных у Руслана на сегодня не планировалось, и он не знал, чем занять себя до вечера. Вечером Темнов обещал рассказать ему о результатах какой-то своей задумки. Звонить тоже никому не хотелось. И слушать очередные сплетни в «Кафе у Лёхи» желания не возникло. Погода на улице стояла солнечная и тёплая. Хотелось просто пройтись куда-нибудь, попинать начавшие облетать с деревьев листья и думать исключительно о хорошем. Полюбоваться природой, подышать по-настоящему свежим воздухом.

— Слушай, Игорь, — сказал Руслан, когда они сели пообедать на кухне. — А до церкви вашей тропинка ещё не заросла?

— Да её особо-то и не было, — ответил Игорь, внимательно посмотрев на Руслана. — А церковь-то тебе зачем, если не секрет?

— Просто прогуляться хочу. На всё остальное насмотрелся уже. Осталась тут у вас последняя достопримечательность, которую я не видел.

— Не жалуют эту церковь наши. С тех пор, как Лямов там с Верой ещё обвенчался. После этого всё как-то наперекосяк в деревне пошло: сначала пропала Вера, потом копатели чёрные из города полезли, как тараканы, всё кладбище церковное перерыли, до сих пор могилы разорённые так и стоят, кресты какие попадали, какие утащили на лом ироды, ничего ценного, кроме чугуна, видимо, там не обнаружив. Погоняли их местные, особенно Темнову облавы на них устраивать нравилось — хоть какое-то развлечение. Потом церковь эту поджёг кто-то. Но она крепкая, со Смутного времени там стоит, памятник архитектуры, не хухры-мухры. Выстояла. Приехали какие-то активисты из городских, табличку повесили, что тут, мол, чуть ли не битва с поляками состоялась. На том миссию свою и посчитали исполненной. А наши с той поры туда не ходили, даже на великие праздники. Дашка только бегала, когда сестра пропала, всё свечки ставила, молилась о возвращении Веры. Одна она тропу и топтала. Может, и заросла теперь. Сам бы я съездил, но подъём там слишком крутой из оврага, и мостик через Лету узок для коляски моей. А ты сходи. Почему бы и не сходить. Очень интересная церковь. История у неё богатая.

— Ты, я смотрю, — заметил Руслан, — не на шутку интересуешься историей Старых Фоток и фольклором местным.

— Имею такую слабость. Скоро от деревни и следа, может, не останется. И кто вспомнит, что была она здесь когда-то? Я даже подумываю книгу написать. Мне много чего дед мой рассказывал. И из архивов, которые остались после того, как библиотеку в конюшне закрыли, немало информации почерпнуть можно.

— Вот как? — всё больше удивлялся Руслан. — Я полагаю, дело это хорошее, что ты книгу писать задумал. Я сам бы с удовольствием почитал, хотя краеведением раньше никогда и не увлекался. А здесь атмосфера особенная, чувствуется древность во всём, и постоянное присутствие тайны. Затягивает, хотя чувства иногда неприятные от этого возникают — ощущаешь себя мелкой букашкой.

— Правда думаешь, что книга — это хорошая идея?

— Разумеется. Вот взять, к примеру, даже название вашей деревни — Старые Фотки. Непохоже оно ни на что, и никак я понять не могу, в честь чего именовали её так. Причём тут фотки, и почему, если есть «старые», то нет «новых»?

Игорь рассмеялся.

— Вот-вот, — сказал он, — я сам, когда ещё маленький был и гостил в этом доме, долго задавался этим вопросом. Хотелось самому загадку эту решить. Но так и не смог. Пришлось в конце концов спрашивать деда.

— Поделишься тайной?

— Ха-ха. Слушай. После страшного голода, который в двадцатых годах прошлого века почти по всей стране разразился, в селе, которое тогда называлось вполне привычно — Малые Котомки — осталось всего десять жителей, прямо, почитай, как и сейчас. Сразу после революции гра́фа, что конюшней владел, манежем, тренировочным плацем и левадой, арестовали и, как водится, конфисковали всё его имущество. Лошадей на мясо пустили, манеж порушили, леваду, что у речки напротив церкви, пытались рожью засеять, но что-то пошло не так. Народ насильно пытались завезти сюда, совхоз даже надумали строить, в конюшне устроили библиотеку и школу одновременно. А в доме Лямова всё чека местное поселилось, чтобы следить за порядком. Мой прадед поначалу тоже в чека подался и жил в том доме одно время. Потом, правда, примкнул к белым, когда стал свидетелем тех ужасов, которые тут комиссары чинили. Революционная романтика быстро у него сдулась. Но кое-что он всё же успел полезного для людей сделать, в том числе сначала