Маленькая хозяйка большого дома - Джек Лондон
Шрифт:
Интервал:
Вдруг Дик стиснул руки, охваченный внезапной болью. Маленькая хозяйка, наверное, с ума сошла, – иначе разве можно было совершить такую жестокость, думал он, слушая, как в открытое окно музыкальной комнаты льются голоса Паолы и Грэхема, поющих песню «Тропою цыган».
Пока они пели, он не разжимал стиснутых рук. А они допели всю эту удалую, беспечную песню до ее бесшабашного конца. Дик все еще стоял, погруженный в свои мысли, – а Паола беспечно смеялась, уходя от Грэхема, смеялась на широком дворе, смеялась на своей половине, упрекая О-Дая за какие-то провинности.
Затем издали донесся едва различимый, но характерный зов Горца. Властно заревел Король Поло. Им ответили гаремы кобыл и коров. Дик прислушался к этому любовному реву, ржанью, мычанью и, вздохнув, сказал:
– Ну, как бы там ни было, а стране я принес пользу. С этой мыслью можно спокойно уснуть.
Раздавшийся над его кроватью телефонный звонок заставил Дика подняться и взять трубку. Слушая, он смотрел через двор на флигель Паолы. Бонбрайт сообщил ему, что с ним хотел бы повидаться Чонси Бишоп, он приехал на автомашине в Эльдорадо. Бишоп был владельцем и редактором газеты «Новости Сан-Франциско» и старинным другом Дика.
– Вы поспеете прямо к завтраку, – говорил Дик Бишопу. – И знаете – почему бы вам у нас не переночевать?.. Бог с ними, с вашими специальными корреспондентами! Мы едем сегодня охотиться на пум, и добыча будет наверняка… Уже выслежены! Корреспондентка? О чем ей писать?.. Пусть погуляет по усадьбе и наберет материал на десяток столбцов, а корреспондент поедет с нами и может описать охоту. Ну, еще бы, конечно… Я посажу его на самую смирную лошадь, с ней справится и ребенок.
«Чем больше будет народу, тем занятнее, особенно если поедут эти газетчики, – ухмыльнулся Дик про себя. – Сам дедушка Джонатан Форрест не сумел бы так инсценировать свой финал!»
«Как у Паолы могло хватить жестокости спеть „Тропою цыган“ тут же после нашего разговора?» – спрашивал себя Дик; он не клал трубки и слышал далекий голос Бишопа, убеждавшего своего корреспондента ехать на охоту.
– Отлично. Но поторопитесь, – сказал Дик, заканчивая свой разговор с Бишопом. – Я сейчас велю седлать лошадей, и вы получите того же гнедого, на котором ездили в прошлый раз.
Едва он успел повесить трубку, как телефон зазвонил опять. Теперь это была Паола.
– Багряное Облако, милое Багряное Облако, – сказала она. – Все твои рассуждения – ошибка. По-моему, я тебя люблю больше. Я вот сейчас решаю вопрос – и, кажется, в твою пользу. А чтобы мне помочь, чтобы я еще раз могла проверить себя… повтори то, что говорил сегодня, ну знаешь… «Я люблю одну, одну-единственную женщину… После двенадцати лет обладания я люблю ее безумно, нежно и безумно…» Повтори мне это еще раз, Багряное Облако.
– Я действительно люблю одну, одну-единственную женщину, – начал Дик. – После двенадцати лет обладания я люблю ее безумно, нежно и безумно…
Когда он кончил, наступила пауза, и он, ожидая ответа, боялся нарушить ее.
– И еще я вот что хотела сказать тебе, – начала она очень тихо, очень мягко и очень внятно. – Я люблю тебя. Никогда я так сильно не любила тебя, как вот в эти минуты. После двенадцати лет я наконец теряю голову. И так было с первой же минуты, только я не понимала этого. Сейчас я решила, раз и навсегда.
Она резко повесила трубку.
А Дик сказал себе, что теперь он знает, как чувствует себя человек, получивший помилование за час до казни. Он сел и долго сидел задумавшись, держа в руке трубку, и пришел в себя, только когда из конторы вышел Бонбрайт.
– Сейчас звонил мистер Бишоп, – доложил Бонбрайт. – У его машины ось лопнула. Я взял на себя смелость послать ему одну из наших машин.
– Пусть наши люди исправят поломку, – сказал Дик.
Оставшись опять один, он встал, потянулся и зашагал по комнате.
– Ну, Мартинес, дружище, – проговорил он вслух, – вы никогда не узнаете, при какой замечательной драматической инсценировке вы могли бы сегодня присутствовать.
Он позвонил Паоле.
Ответила Ой-Ли и тотчас же позвала свою госпожу.
– У меня есть песенка, которую я хотел бы тебе спеть, Поли. – И Дик запел старинную духовную песнь негров:
За себя, за себя,
За себя, за себя
Каждая душа несет ответ,
За себя…
Я хочу, чтобы ты повторила мне те слова, которые только что сказала – от себя, от себя…
Она рассмеялась таким воркующим смехом, что его сердце дрогнуло от радости.
– Багряное Облако, я тебя люблю. Я решила: у меня никогда не будет никого на свете, кроме тебя. А теперь, милый, дай мне одеться. И так уже пора бежать завтракать.
– Можно мне прийти к тебе?.. На минутку? – попросил он.
– Не сейчас еще, нетерпеливый. Через десять минут. Дай мне сначала покончить с Ой-Ли. Тогда я буду готова ехать на охоту. Я надену свой охотничий костюм: знаешь, зеленый с рыжими обшлагами и длинным пером… как у Робин Гуда. И я возьму с собой мое ружье тридцать-тридцать. Оно достаточно тяжелое для пум.
– Ты подарила мне большое счастье, – сказал Дик.
– А я из-за тебя опаздываю. Повесь трубку, Багряное Облако, в эту минуту я люблю тебя больше…
Он слышал, как она повесила трубку, и, к своему удивлению, заметил, что почему-то не чувствует того счастья, которое должен был бы испытывать. Казалось, она и Грэхем все еще самозабвенно поют страстную цыганскую песню.
Неужели она играла Ивэном? Или играла им, Диком? Нет, это было бы с ее стороны просто невозможно, непостижимо. Размышляя об этом, он снова увидел ее в лунном свете: она прижимается к Грэхему, ее губы ищут его губ…
Дик в недоумении покачал головой и взглянул на часы. Во всяком случае, через десять минут – нет, меньше, чем через десять… – он будет держать ее в своих объятиях и тогда узнает наверное…
Таким долгим показался ему этот краткий срок, что он, не ожидая, медленно пошел к Паоле, остановился, чтобы закурить сигарету, бросил ее после первой затяжки и опять остановился, прислушиваясь к стуку машинок в конторе.
Ему оставалось еще две минуты, но, зная, что достаточно и одной, чтобы дойти до заветной двери без ручки, он постоял еще во дворе, любуясь на диких канареек, купавшихся в бассейне.
В тот миг, когда птички испуганно вспорхнули трепетным золотисто-алмазным облачком, Дик вздрогнул: на половине Паолы раздался выстрел, и он узнал по звуку, что выстрелило ее ружье 30-30. Он бросился туда через двор… «Она опередила меня», – тут же подумал он. И то, что за минуту перед тем казалось ему непонятным, стало беспощадно ясным, как этот выстрел.
И пока он бежал через двор и по лестницам, оставляя за собой распахнутые двери, в его мозгу стучало: «Она опередила меня. Она опередила меня».
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!