Грань времени - Райса Уолкер

– Так почему же после… 2150-го, кажется, нет никаких стабильных точек?

– Ну, во-первых, у нас были надежные документальные свидетельства большинства событий, произошедших после этого момента, которые мы хотели бы наблюдать. Но я думаю, что более важная причина заключается в том, что именно тогда был изобретен механизм, который мы используем для путешествий во времени. Этот перерыв существует для того, чтобы помешать нам вернуться и подправить то, что повлияло на нашу личную жизнь, на изобретение самого ХРОНОСа.

– Не изобретать ХРОНОС было бы отличной идеей, – фыркаю я. – Но я не понимаю, если все действительно было хорошо, как ты говоришь, так почему же Сол и эти объективисты хотели перемен.

– Всегда найдутся недовольные любой системой, Кейт. Некоторые люди чувствуют, что их угнетают или сдерживают, даже если у них есть все, что им нужно, или все, в чем может нуждаться разумный человек. Есть люди, которым всегда всего мало.

Она делает глоток своего чая и продолжает:

– Все знали о взглядах объективистов на то, что технология ХРОНОСа не используется в полной мере, но казалось, что это всего лишь… не знаю, наверное, научный интерес? Непрекращающийся тайный спор. В Колумбии всего пара объективистов имели хоть какое-то отношение к ХРОНОСу. Я присутствовала на нескольких приемах вместе с Солом, но перестала ходить туда, потому что мне не нравилось, как он вел себя в их присутствии. Он казался совсем другим человеком, особенно когда рядом был Кэмпбелл, лидер группы. Кэмпбелл был отвратительным человеком, но, к его чести, он выступал против идей Сола об использовании религии в качестве инструмента формирования истории.

– Он думал, что это не сработает?

– Не знаю, думал ли он, что это сработает или нет, но он был уверен, что это плохая идея. Однажды он подшутил над Солом и сказал, что усиление роли религии в обществе только ухудшит ситуацию, а не улучшит ее. Сол сказал, что это зависит от религии, и они долго спорили друг с другом. Как и все остальные, я не обращала на это внимания, полагая, что это был бессмысленный, непрекращающийся спор между двумя… как это называют теперь? Заклятыми друзьями? Я никогда не думала…

Голос у нее тихий и печальный. И когда я смотрю, как она сверлит взглядом чашку чая, я замечаю, насколько она постарела. Постарела, ослабла и очень больна. Я никогда не знала Кэтрин не смертельно больной, но, несмотря на это, она всегда казалась мне сильной. Решительной. Наверняка моя мама тоже так о ней думала – природная сила, с которой сталкиваешься на свой страх и риск.

Женщина, которую я встретила на выставке, тоже казалась сильной. Она была хороша в своей работе, уравновешенна и уверена в себе. Но где-то в этой смеси была и хрупкая, неуверенная в себе молодая девушка, которую я видела в дневниках, девушка настолько влюбленная, что игнорировала все признаки того, что ее мужчина был психопатом. И теперь она винит себя за то, что не знала, не понимала, не имела сил задать себе нелегкие вопросы о Соле, пока не стало слишком поздно.

Точно так же, как и я буду винить себя, если не смогу все исправить до того, как она умрет.

Я вздыхаю, перекидываю рюкзак через плечо и беру пачку чипсов и содовую. Может быть, и с этим покончим.

– Я пойду наверх, переоденусь, а потом свяжусь с Кирнаном. Скоро вернусь.

– Кейт? – тихо произносит она, когда я поворачиваюсь, чтобы уйти.

– Да?

– Я знаю, что ты это знаешь, но все равно должна тебе напомнить. Ты не можешь остановить то, что произошло в Шести Мостах. Я уверена, что ты этого хочешь. И я понимаю тебя, но…

Я наклоняюсь и обнимаю ее.

– Все в порядке, Кэтрин. Я знаю.

Богарт, Джорджия

7 октября 1905 года, 8:00

Еще до того, как я перемещусь, мне становится ясно, что Кирнан проигнорировал мою просьбу подождать. Дело в том, как он сжал челюсти, сидя за кухонным столом. Он не сверлит воинственным взглядом стабильную точку, как в прошлый раз. Он просто смотрит в пол, нервно постукивая правой ногой по ножке стула.

Когда я появляюсь, он бросает взгляд на мои ноги, но не поднимает головы.

– Почему ты не подождал? – спрашиваю я.

– Мне было скучно.

Ну да, конечно.

Коробка с газетными вырезками из Божьей Лощины находится по другую сторону стола. Одна из статей лежит вне коробки, в нескольких сантиметрах от его руки. Это одна из тех, с фотографией, поэтому я стараюсь не смотреть на нее и придвигаю один из свободных стульев так, чтобы оказаться лицом к Кирнану.

– Ты же знаешь, что так нечестно, да? – тихо спрашиваю я. – Ты не можешь жаловаться на то, что я не отношусь к тебе как к партнеру, когда сам делаешь то же самое.

Кирнан горько и коротко смеется.

– Кейт, ты не захочешь видеть то, что видел я.

– Ты не сможешь защитить меня от всего.

Он поднимает взгляд, и в глазах у него мольба:

– Поверь мне, пожалуйста.

Когда он понимает, что это не сработает, он вздыхает и ковыляет к дивану. Теперь он с еще большим трудом тянет за собой раненую ногу, чем вчера.

– Сол протестировал то, что бросил в колодец. Он также протестировал и противоядие. Все прошло успешно. Затем он вернулся туда, откуда бы он ни пришел. Остановимся на этом, ладно?

– Может быть, и остановимся. Но ты что-то недоговариваешь.

Он откидывает голову на спинку дивана и раздраженно фыркает, избегая моего взгляда.

– Я вижу это по твоему лицу, Кирнан. Либо дай мне координаты, которые мне нужно просмотреть, либо устраивайся поудобнее и жди еще день или два, пока я сама не просмотрю каждую минуту. Потому что я так и сделаю.

– Отлично, Кейт. Пусть будет по-твоему. Дай мне свой чертов ключ.

Я сажусь рядом с ним и вытаскиваю медальон из-под своей футболки. Было бы проще передать его ему вместе со шнурком и всем прочим, но здесь нет хитроумного изобретения Коннора, которое бы защитило хижину так же, как и наш дом, и мне не сильно хочется быть далеко от медальона.

Кирнан копирует один файл из своего ключа в мой и возвращает его мне.

– Это единственное, что тебе нужно увидеть. Марты нет среди тел в церкви.

– Ты уверен?

Он кивает, но выражение его лица не оставляет мне надежды на то, что Марта смогла сбежать.

– Насколько я могу судить, Сол ее запер где-то, вероятно в подвале, и держал там в течение двух дней, пока остальные люди были больны и умирали. Думаю, он использовал ее в качестве пробника для противоядия, но не могу сказать точно.

Я делаю глубокий вдох, затем отодвигаюсь на середину дивана и вывожу координаты, которые он мне дал. Это часовня, в пятницу, 15 сентября 1911 года, в 14:54. Неподвижная картинка, которая появилась передо мной, показывает стабильную точку, которую я установила в задней части церкви, откуда открывается такой же вид, что и на газетных фотографиях. Все тела находятся в одном и том же положении, но, судя по тому, что я вижу, только некоторые из них выглядят мумифицированными, и это частично связано с какой-то сыпью или пигментацией. Другие выглядят так, будто они просто заснули, хотя глаза у них впалые, а кожа кажется почти натянутой, вероятно из-за обезвоживания.