Кто остался под холмом - Елена Михалкова

– Ж-жена, – заикаясь, сказал Рудинский. – И Ни-ниночка, они с ней в поезде познакомились, она по ошибке зашла не в свое купе… Сын, Валерка…

– Сказать, сколько луж тобой накрыли? – раздельно спросил Сергей.

Он убрал трубку в карман и посмотрел на Илюшина.

– Где может быть Герман?

– Где угодно, – безразлично сказал Макар, и по этому безразличию Бабкин понял, что дело плохо. – В любом из тех домов, что мы видели на карте. Нам нужно обойти их все.

– Это займет три дня!

– Я не вижу вариантов. Может быть, нам повезет и мы наткнемся на него быстро. Или девочка еще будет жива. Они ведь не всегда сразу…

– Я знаю, – оборвал Бабкин. – Поехали!

За ними раздалось нерешительное мычание.

– Э-э… мужики, тут вот чего… – Бывший грабитель помялся. – Вы базарили громко, я вспомнил… Короче, пару дней назад потащился в лес и малость заплутал. Смотрю, мужик околачивается, рядом тачка. На рожу вроде знакомый, но я подходить не стал, сам допер, куда идти. А сейчас думаю: может, он не за кирпичами, а?

– Где это было? – отрывисто спросил Бабкин.

– Короче, база для спортсменов. Заброшенная. Тут спортсменов-то… Это еще в советские времена строили. Дорога до сих пор годная, ну, колея, конечно, не без этого…

– Как добраться? – перебил Сергей.

– А я знаю, как добраться, – внезапно сказал Макар. – Это единственное место на карте, где несколько крыш рядом, правильно?

Бабкин уже шел к машине.

– Дружище, не обессудь, транспорт мы реквизируем.

1

Темно. Темно. Темно.

Когда вглядываешься – еще темнее.

И холодно.

– Как ты думаешь, где мы? – спросила Валя.

Они сначала отчего-то приглушали голоса, потом, заметив это, стали говорить громко – конечно, только Марта, – но вскоре опять сбились на шепот.

Марта прижалась к ней.

– Мы под холмом. Помнишь: «Клад зарыли под холмом»?

– Там были ведьма и черный кот. А не этот…

О том, что сюда ее сбросил Герман, Валентине рассказала Марта, когда девушка пришла в себя. Фотограф не связал ее – похоже, очень торопился, и когда к ней вернулось сознание, Валентина распутала провод, которым были перетянуты руки и ноги девочки. «Опытный, гад, – зло сказала Марта. – Помнил, как я веревку перерезала». Впрочем, ножика больше не было, Герман вытащил из ее карманов все, что нашел.

Марта сначала так обрадовалась Вале, что чуть не заревела. Все-таки ей было очень страшно здесь одной. Но потом Валя рассказала, как догадалась, где ее искать, и как несколько часов шла по лесу, и как выбралась к заброшенной спортивной базе и не заметила Германа, и вот тогда, дослушав, Марта замолчала и не отзывалась, сколько Валя ни тормошила ее. Лишь когда та заплакала от бессилия, девочка неохотно сказала: «Зря ты это». Валя понимала и сама, какую невообразимую глупость совершила, придя сюда одна. Хотела доказать Гурьяновой, что чего-то стоит…

Пол был земляной, очень ровный и утоптанный, а стены и потолок бревенчатые. Едва Марта освободилась, они пошли вслепую, ощупывая стены, и наткнулись на лестницу. В первую секунду обе остолбенели от счастья. Лучше бы этого счастья не было, потому что потом стало еще хуже, хоть вой.

Крышку изнутри открыть было невозможно. Они давили на нее поочередно – лестница была слишком узкой для двоих, – рычали, и Марта отчаянно ругалась, а Валя отчаянно молилась. Но они не сдвинули ее ни на миллиметр.

– Он машину поставил сверху, – мрачно сказала девочка. – Придавил нас, чтоб не выбрались.

– Машиной не мог, – сказала Валя, думая о своем. – На чем он в город вернулся?

– А почему ты думаешь, что вернулся?

– Он весь день снимает праздник, ему нельзя исчезнуть.

– Точно. – Марта скрипнула зубами. – Я у него в багажнике два часа провалялась, думала, задохнусь. А это он просто ждал, когда можно будет добраться сюда.

– Зачем?

– А вдруг меня стали бы искать и догадались заглянуть в машину…

«Он ее привез, собирался уезжать, и тут появилась я».

Они сидели на земле, привалившись к толстому столбу. Он высился точно в центре их подземной камеры, неровно обтесанный, с торчащими кое-где сучками. «Это зачем здесь?» – спросила Марта. Валя, поднявшись на цыпочки, нащупала сверху приколоченные друг над другом дощечки шириной в пол-ладони, на которых было что-то нацарапано. Десять штук. «Это чтобы крыша не обвалилась», – неизменившимся голосом сказала она.

Темно. Холодно. Тихо. «Словно в затонувшей подводной лодке, которую никогда не поднимут».

– Нам вот что нужно, – сказала Марта, стуча зубами, – как только он начнет спускаться, ты сразу прыгай на него… Нет, прыгну я, а когда он упадет, вались на него сверху и бей по голове. А потом убежим! Поняла?

– Я навалюсь, – согласилась Валя. – А ты прыгнешь. Потом убежим.

Спорить не имело смысла. Конечно, затея девочки обречена: Герман готов к нападению, он будет вооружен и не оставит им ни одного шанса. Может быть, ружье? Почему бы не быть ружью у того, кто живет рядом с лесом. Он отодвинет эту проклятую крышку и выстрелит два раза; три, если пуля застрянет в ее жире, не дойдя до жизненно важных органов. В Марту он стрелять не станет, она нужна ему для другого.

Но лучше пусть девочка распределяет роли, чем плачет или молчит. Когда Марта затихала, становилось совсем тяжело.

Надо было подумать о чем-то важном. Может быть, помолиться. Попросить быстрой смерти себе и девочке. Но в голове осталась одна-единственная мысль о том, что за три часа быстрой ходьбы она до крови натерла кожу на внутренней поверхности бедер, там, где складки, и все это болело, превратившись в мокнущие пятна.

«Глупо очень, – буднично подумала Валя. – Жила жирной, умираю жирной». Умирать было обиднее.

– Как ты думаешь, он скоро приедет? – Голос у Марты дрогнул.

– Нет, не скоро, – соврала Валя.

2

Герман переоделся дома: рабочий комплект, одноразовые штаны и футболка, купленные на дешевых развалах. Одноразовые, потому что пригодятся только сегодня.

Два ритуальных ножа в багажнике он переложил ветошью. Рядом сунул коробку с инструментом. Все остальное было на месте, а главное, он успевал засветло, хотя провозился со съемкой на конкурсе народной песни на час дольше, чем рассчитывал. Уехать было нельзя: каждая из громкоголосых певиц, чьи песни под конец праздника перекатывались в его голове, точно булыжники в пустой бочке, захочет иметь свой портрет в сарафане и кокошнике. Он не сможет объяснить свое исчезновение.

Плохо, что его День совпал с праздником. Он не хотел. Так получилось.