Размышления перед казнью - Вильгельм Кейтель

Правда, в связи со своими восточными планами и восточными заботами Гитлер решил в сентябре встретиться с Петеном и Франко. С правительством Петена, находящимся в Виши, т.е. в не оккупированной части Франции, со времени перемирия поддерживались оживленные отношения. Петен желал, в частности, переезда своего правительства в Париж. Гитлер согласился рассмотреть этот вопрос в перспективе, но тоже хотел встретиться с Петеном.

В конце сентября342 я сопровождал фюрера в его особом поезде во Францию. Встреча с Петеном и (премьер-министром правительства Виши. — Прим, пер.) Лавалем состоялась южнее Парижа, на станции Монтуар. Я встретил престарелого маршала перед зданием вокзала, приветствовал его во главе почетного караула, когда он вышел из лимузина. Он был в маршальской форме, ответил на приветствие по-военному и обошел строй почетного караула, не глядя на солдат; за ним шествовали Риббентроп и Лаваль. Мы молча прошли через здание вокзала, напротив входа в который стоял салон-вагон фюрера.

Увидев Петена, выходящего из здания вокзала, фюрер покинул салон-вагон и направился навстречу, обменялся с ним рукопожатием и лично проводил к себе. В самом совещании, как и всегда при политических встречах, я не участвовал; после бесед обоих глав государств и почти сердечного прощания я вновь перед строем салютующего почетного караула проводил маршала к его машине. Прежде чем сесть в нее, он произнес несколько слов благодарности за ведение мною переговоров о перемирии с французской делегацией, возглавлявшейся генералом Хюнт-цигером. Не подав мне руки, он сел в машину и уехал.

О встрече я знаю со слов самого Гитлера только то, что маршал держался по форме безукоризненно, но в деловом отношении — сдержанно. Петен хотел знать, как сложатся будущие отношения Франции с Германией и каковы будут в целом условия мира. Гитлер же стремился выяснить у Петена, насколько Франция будет согласна пойти на удовлетворение территориальных требований Италии, если Германия гарантирует сохранение (за исключением Туниса) французской колониальной империи. Результат встречи оказался, однако, весьма скуден, решающие вопросы остались открытыми.

Мы продолжили поездку к испанской границе через Бордо до пограничной станции, название которой я точно не помню343, куда вскоре прибыл Франко со своим министром иностранных дел Сунье и свитой. Кроме меня присутствовал Браухич. После обычного церемониала встречи много часов продолжались затяжные переговоры в салон-вагоне фюрера. Мы, военные, разумеется, в них не участвовали. Вместо ужина был объявлен перерыв для совещаний обеих сторон; мы скучали невероятно.

С фюрером мне удалось переговорить только накоротке, он очень возмущался позицией испанцев, даже хотел прекратить переговоры. Особенно разозлило его влияние Сунье, державшего Франко «в кармане». Конечный итог во всяком случае был очень мал 344.

На обратном пути имела место еще одна беседа Гитлера наедине с Лавалем; она служила продолжением первой, состоявшейся несколько дней назад. Я постоянно сознавал, что французские государственные деятели стремились к выяснению обязательств Франции и проявляли мало понимания того, что мы отстаиваем требования Италии, хотя сами они себя ее должниками не считали.

Когда мы возвращались через Францию, нас настигла весть, что Муссолини хочет выступить с оружием против Греции, поскольку греки отказывают ему в отделении тех областей, которые он пожелал включить в Албанию. Пружиной всей этой акции являлся итальянский министр иностранных дел граф Чиано. Оба эти итальянских деятеля представляли себе все так (и в этом их еще больше укрепил губернатор Албании), будто демонстрация военной силы сразу побудит греков уступить345.

Фюрер объявил экстра-выходку нашего союзника сущим безумием и решил немедленно ехать через Мюнхен на встречу с Муссолини. Поскольку у меня были неотложнейшие дела в Берлине, я покинул поезд фюрера и вылетел в столицу рейха, с тем чтобы вернуться к отправке его поезда из Мюнхена. Мне удалось вскочить в поезд в самую последнюю секунду, когда он уже медленно тронулся.

Намеченная встреча состоялась на следующий день346 во Флоренции. Муссолини приветствовал Гитлера примечательным возгласом: «Фюрер, мы выступаем!» Остановить беду было уже невозможно. Само собой разумеется, в результате предварительных дипломатических переговоров Муссолини узнал намерение Гитлера удержать его от этого шага. Поэтому он и действовал как можно быстрее, чтобы поставить нас перед свершившимся фактом.

Во Флоренции шли многочасовые беседы вчетвером (с участием обоих министров иностранных дел). От скуки я разговаривал с нашим военным атташе и [начальником оперативного руководства верховного командования итальянских вооруженных сил] генералом Гандином — единственным итальянцем, говорившим по-немецки. В поддень состоялся завтрак в узком кругу у дуче, я тоже был в числе приглашенных. Шла непринужденная беседа. Когда садились за стол, дуче принесли военное донесение из Албании. В нем говорилось о первых успехах начатой на рассвете операции. Он прочел ее Гитлеру и мне вслух — разумеется, на немецком языке, который постоянно был языком переговоров с дуче.

Сразу же после завтрака мы отправились в обратный путь. Я приказал нашему военному атташе передавать нам, т.е. О КВ, ежедневные сводки с Албано-греческого театра войны и сообщать только не приукрашенную правду. В поезде Гитлер бурно возмущался этой авантюрой, как он уже тогда называл ее347.

Ведь он же серьезнейшим образом предостерегал дуче, что это дело не такое легкое: просто безумие — двумя-тремя дивизиями348, да еще в такое время года, атаковать греческие горы, когда одна погода сама по себе заставит очень скоро остановиться! Он считал, что это может обернуться катастрофой, но Муссолини обещал ему немедленно перебросить в Албанию еще несколько дивизий на тот случай, если наступление такими слабыми силами успеха не принесет. Однако, по собственным расчетам, Муссолини потребуется несколько недель для выгрузки новых дивизий в [двух] примитивных албанских портах. Если уж он, Муссолини, считал Гитлер, захотел вести войну против этой жалкой Греции, то почему уж он не напал тогда на Мальту или Крит? Это хотя бы имело смысл для войны в Средиземном море против Англии, особенно если учесть, каким незавидным является положение итальянцев в Северной Африке. Единственно положительное во всем этом, что дуче все-таки попросил одну немецкую танковую дивизию для Северной Африки, после того как наш генерал Функ доложил ему, что маршал Грациани очень просил об этом и возможности для боевого использования этой дивизии имеются349.