Имперский маг II - Сим Симович

— согласился Гиперион, появляясь за спиной убийцы, — но не для неё.

Убийца попытался обернуться, но Гиперион уже схватил его за шею обеими руками. Резкий поворот — и последний противник отправился к своим товарищам в мир снов.

— Ты не пострадала? — спросил Гиперион у Ольфарии.

— Нет, только испугалась, — ответила она, опуская подсвечник. — Я проснулась, когда он лез через балкон. Хорошо, что успела крикнуть.

— Ты не кричала.

— Не успела. Ты и так появился вовремя.

Гиперион осмотрел связанных убийц. Профессионалы, дорогое снаряжение, отравленное оружие. Явно не случайные грабители.

— Кто-то очень хотел нас убить, — сказал он. — И в первую же ночь.

— Есть идеи, кто именно?

— Герцог Равенскрофт — первый кандидат. Может быть, кто-то из местных противников реформ. Или конкуренты, которые не хотят, чтобы король переманил нас на свою сторону.

Тем временем орки-охранники начали просыпаться от действия снотворного. Командир Грашак, обнаружив, что проспал нападение, был готов броситься в окно от стыда.

— Господин воевода! — воскликнул он. — Простите! Мы подвели вас!

— Ничего страшного, — успокоил его Гиперион. — Противник использовал магию или алхимию. Против этого обычная бдительность не поможет.

— Что делать с пленными?

— Допросить. Аккуратно, но тщательно. Узнать, кто их послал, сколько заплатил, какие ещё планы.

Ольфария подошла к одному из убийц и приложила руку к его лбу. Её целительная магия могла не только лечить, но и извлекать информацию из сознания.

— Интересно, — пробормотала она через несколько минут. — Они получили заказ через посредников. Но в памяти этого есть образ заказчика — пожилой мужчина в дорогой одежде, герцогские регалии.

— Равенскрофт?

— Похоже на него. Но точно сказать не могу — образ смутный, будто специально затуманенный.

Гиперион задумался:

— Значит, кто-то из влиятельных особ решил устранить нас ещё до официальных встреч. Не хочет, чтобы мы произвели впечатление на короля.

— И что теперь делать?

— Действовать по плану, но быть ещё осторожнее. А этих пятерых передать королевской страже утром. Пусть официальные власти разбираются с покушением на гостей короны.

Ольфария кивнула:

— Хорошо, что ты предвидел возможность нападения.

— В политике лучше быть параноиком и живым, чем доверчивым и мёртвым, — философски заметил Гиперион. — Особенно когда на кону судьба целого графства.

Оставшуюся часть ночи прошла спокойно. Усиленная охрана не позволила больше никому приблизиться к особняку. А утром их ждали новые вызовы столичной жизни — но теперь они знали, что игра началась всерьёз.

День двести седьмой, раннее утро. Солнечные лучи пробивались сквозь витражные окна кухни особняка «Серебряная лилия», окрашивая мраморные столешницы в золотистые тона. Гиперион стоял у большой плиты, засучив рукава белоснежной рубашки, и методично готовил завтрак.

Его золотистые волосы были небрежно уложены, алые глаза сосредоточенно следили за сковородками, а на губах играла лёгкая улыбка. После ночного боя с убийцами он выглядел удивительно спокойным и умиротворённым — словно приготовление еды было для него лучшим способом расслабиться.

— Сердце красавицы склонно к измене, — тихо напевал он старинную мелодию, переворачивая ломтики бекона на сковороде, — и к перемене, как ветер мая…

Голос у него был приятный, глубокий баритон, который звучал особенно мелодично в утренней тишине кухни. Песня была старинной, из тех времён, когда он ещё был молодым и верил в любовь больше, чем в силу оружия.

На столе уже выстроились ингредиенты для традиционного польского завтрака — как Гиперион помнил его из своих странствий три века назад. Свежий ржаной хлеб, домашнее масло, яйца от лучших кур столицы, копчёная колбаса, творог и сметана.

— То изменит на миг, то полюбит вновь, — продолжал он мелодию, начиная взбивать яйца для яичницы-болтуньи, — и не даст забыться сердцу о ней…

Движения его были точными и уверенными — руки человека, который готовил еду не только для удовольствия, но и по необходимости. За триста лет странствий ему приходилось быть и поваром, и воином, и дипломатом.

Сначала он нарезал толстыми ломтями тёмный хлеб — «зуржек», как называли его в Польше. Хлеб был плотным, с кислинкой, идеальным для сытного завтрака. Каждый ломоть он намазал толстым слоем сливочного масла и посыпал крупной солью.

— Ах, как играет она своими чарами, — напевал Гиперион, ставя хлеб в печь для лёгкого подогрева, — как обманчивы её слова…

Затем он принялся за «киелбасу» — копчёную колбасу, которую нашёл на местном рынке. Нарезав её толстыми кружками, он стал обжаривать на чугунной сковороде, добавив для аромата тонко нашинкованный лук.

Запах жарящейся колбасы и лука наполнил кухню, смешиваясь с ароматом свежего хлеба. Где-то в глубине особняка он слышал звуки просыпающейся свиты — орки уже поднялись и готовились к дежурству.

— Но разум мой спокоен и ясен, — продолжал мелодию Гиперион, взбивая яйца с молоком, — не заставить сердце плясать…

В большую миску он выложил свежий творог, добавил сметаны, мелко нарубленного укропа и щепотку соли. Получилась традиционная польская закуска — простая, но сытная и вкусная.

Яичницу он готовил особым способом — сначала обжарил мелко нарезанный бекон до хрустящей корочки, затем влил взбитые яйца и стал медленно перемешивать, создавая нежную кремовую текстуру.

— Знаю я цену красавиц прекрасных, — напевал он, следя за тем, чтобы яйца не пережарились, — знаю, как сердце их лживо…

Дверь кухни тихо открылась, и в проёме появилась Ольфария в простом утреннем платье. Волосы её были заплетены в косу, а лицо всё ещё хранило следы сна. Она остановилась, услышав пение Гипериона, и улыбнулась.

— Не знала, что у тебя такой красивый голос, — сказала она, подходя ближе.

Гиперион обернулся и улыбнулся:

— Доброе утро. Надеюсь, я не разбудил тебя?

— Нет, проснулась сама. А что это за песня?

— Старинная польская мелодия, — ответил он, снимая с огня сковороду с яичницей. — Называется «Сердце красавицы». Очень популярна была в те времена, когда я путешествовал по славянским землям.

— А что означает текст?

— Рассуждения о непостоянстве женского сердца, — усмехнулся Гиперион. — Довольно циничная песня, на самом деле. Но мелодия красивая.

Ольфария подошла