Зверь в каждом из нас - Владимир Васильев

Арчи осмотрел свое новоявленное войско. Четыре человека. Он сам, Шабанеев, Лутченко и Генрих. Если учесть, что противостоят им семидесятилетний старик и горстка кабинетных очкариков, можно счесть задание увеселительной прогулкой.

– Ну, за него я молчу, пусть себе с компом обнимается, – зло сказал Арчи, кивнув на Шабанеева. – А вот ты пойдешь? Пойдешь со мной убивать одного деда и шестерых яйцеголовых?

Арчи в упор глядел на Лутченко.

– Туранская эскадра на подходе, – упавшим голосом сообщил один из пилотов. – Война, люди, война…

Лутченко, побледнев, втянул в голову в плечи.

– Что, сжалась душонка? – презрительно сказал Арчи. – Своими-то руками кровушку проливать тяжко…

– У меня был фитиль когда-то… – пробормотал Лутченко и отвел взгляд.

– Хрен с тобой, оставайся, – Арчи махнул рукой.

– Я пойду, – очень спокойно сообщил Генрих. – Только я помимо ножа возьму еще и огнестрелку. А ты как хочешь.

– А я – ножом, – Арчи угрюмо похлопал себя по карману. – Чтоб потом все это красненькое по телеку показали. Облачайся, Генрих.

Генрих быстро сбросил одежду и натянул такие же, как у Арчи, шорты.

– Ты плавать-то хоть умеешь? – осведомился Арчи.

– Умею. Не беспокойся.

– Вижу яхту, дистанция четыре с половиной, идут на нас, – крикнул из кабины пилот.

– Снижайся, – велел ему Арчи.

Как всегда перед операцией, когда решение уже принято, пришло спокойствие и уверенность. Руки и не думали дрожать. В душе стало гулко и пусто. Она будет потом болеть, душа. Когда удовлетворенно притихнет то, что ведает в человеке пресловутым профессиональным долгом.

До чего же алчно и неистребимо оно, это что-то, ведающее в человеке профессиональным долгом…

– Снижайся… Готов, Генрих? Прыгай ногами вниз, высоты не бойся, удара о воду тоже. Смотри только не плюхнись плашмя. В воде сразу раскинь руки и всплывай. Береги уши, зальет – хана тебе, не выплывешь. На, вот, шапочку натяни, как всплывешь – выбросишь.

– Спасибо, – поблагодарил холодный и невозмутимый, как скала, Генрих Штраубе. Агент Немец. Пока несостоявшийся друг, и, возможно, будущий молчаливый собутыльник по заливанию спиртом саднящей человеческой совести.

– Огнестрелку сюда, в герметик.

– Спасибо, я знаю как этим пользоваться.

– Все, ниже не получится, – донеслось из кабины. – Зачерпнуть можем…

– Ниже и не нужно. Открывайте люк…

От воды махолет отделяло метров пятнадцать. Пятиэтажный дом.

– Готов, Генрих?

– Готов.

– Давай!

Арчи хлопнул напарника по плечу. Тот натянул шапочку и пристегнул пакет с пулевиком к лямке на поясе.

Генрих на миг замер перед люком, выглянул и шагнул в пустоту.

– Удачи, – робко пожелал в спину Лутченко.

– Удачи, – эхом повторил махолетчик. Пилоты, кажется, тоже что-то пожелали.

Но Арчи уже не услышал. Он оттолкнулся и в несчетный раз за свои неполные тридцать лет жизни ухнул навстречу оглушительно синей морской глади.

Только море умеет так обнимать.

* * *

– Палыч… – у генерала Золотых, конечно же, был озабоченный голос. Озабоченный, но вместе с тем и азартный. – В «двадцать пять» есть ведь один туранец?

– Есть, – подтвердил Коршунович.

– Надо его спеленать потихоньку. Сумеете?

– Сумеем.

– Где еще есть туранцы?

– Наблюдателей мы уже заперли. Само собой, вежливо и корректно. Кстати, я закончил срочный рапорт президентскому совету, сейчас тебе принесут; подмахни и отправляй сразу.

– Понял. Как флот?

– Прут на север. Если яхта не изменит курса, они встретятся часа через четыре, где-то уже за Севастополем, наверное. Яхта плавно отклоняется к западу, потом отклонится к северо-западу. Севастополь они обойдут; смешно, но там не осталось ни единого катера, на котором их можно перехватить!! Я отправил группу, они потрошат частные суда. Может, чего и найдут.

– А как наши ангелы?

– Шериф с Немцем? Только что высадились.

– Жалко старика… – вздохнул Золотых. – Всю жизнь пахал на этого психа, и в итоге угодил в самый котел…

– Ты о Шадули? – спросил Коршунович. – Так сам виноват, нечего было на деньги прельщаться. Работал бы в своем университете…

– Не скажи, Палыч. Ученые – они же фанатики. Их исследования интересуют, а остальное все по боку. Исследования – это деньги. А откуда деньги берутся, разве это интересно? Ты, вот, происхождение каждого рубля из своего жалования не выясняешь, нет?

Коршунович озадаченно хмыкнул; кажется, он был удивлен, что в такие горячие минуты Золотых вдруг ударился в философию.

– Ладно, давай, командуй… Меня тут опять президент требует…

– Ага, Семеныч…

«Слава богу, – подумал генерал Золотых, – хоть старые коллеги иногда по-старому обращаются… А то все «господин генерал» да «господин генерал»…»

* * *

– Эй!! – закричал Арчи, вышел из воды едва ли не по-пояс, взмахнул руками и снова ухнул в прохладные черноморские объятия. Генрих покачивался на волне совсем рядом. Он уже снял и выбросил шапочку; на воде Генрих держался достаточно уверенно, но все равно смешно вытягивал шею и топорщил уши. Овчар, что с него возьмешь…

«Вадим» чуть изменил курс – их явно заметили.

На руле стоял Чиков; когда яхта, описав короткую дугу, стала в левентик и паруса заполоскались по ветру, Ник де Тром бросил свободный шкерт Генриху, а Арчи в два десятка мощных гребков доплыл до кормы, влез по спущенному наспех трапу, цепляясь за релинг, и помог подтянуть Генриха. Сначала Арчи хотел шепнуть Нику и Чикову, чтобы его «не узнавали», а потом подумал: зачем?

– Братан? – Чиков не выглядел слишком удивленным. – Ты-то здесь откуда?

– Служба, братан… – печально сообщил Арчи, отряхиваясь. Во все стороны разлетелись брызги.

Генрих как раз вытаскивал из герметика пулевик, а Ник выбирал из воды мокрый шкерт.

Уголком глаза Арчи наблюдал, как из кубрика на него смотрят настороженные биологи-чирсовцы.

– Убирайте паруса, братан, – жестко велел Арчи. – И это… не отсвечивайте, ладно? Мы сейчас работать будем.

Ник послушно метнулся на палубу, сдернул фалы и принялся спускать, а потом увязывать стаксель. Чиков бросил руль, поймал гик, зафиксировал его и быстро стянул грот.

– Все. В кубрик, – скомандовал Арчи.

В кокпите с пулевиком в руках зловещим изваянием воздвигся Генрих. Лицо у него было совершенно отрешенное.