Еретики и заговорщики - Максим Зарезин

Схария провел в городе на Волхове неполных пять месяцев. Отнимем срок, необходимый для знакомства и завязывания более тесных отношений. За столь короткий период можно успеть собрать группу посвященных, преподать самые необходимые знания, снабдить нужной литературой, — не более того. А поддерживать регулярные контакты с вероятными единомышленниками в Литве или Крыму доморощенным каббалистам-недоучкам из рядовых иереев было не под силу, да и вряд ли они об этом помышляли. Оказавшись в изоляции и будучи предоставленными сами себе, слушатели ускоренных курсов по каббале и астрологии постепенно и неумолимо деградировали.

Процесс деградации новгородского кружка ускорился с отъездом к великокняжескому двору в 1480 году его наиболее даровитых адептов. Судьба оставшихся на берегах Волхова, судя по всему, мало интересовала как наставника, так и его московских учеников. Кроме прочего, Алексей и Денис наверняка захватили с собой и имевшуюся в распоряжении кружка литературу — книги были высокоценимой редкостью в ту эпоху, когда во многих новгородских приходах недоставало самых необходимых богослужебных книг. Вспомним, что новгородский архиерей сообщает о «тетрадях попа Наума» и неких псалмах. О «Шестокрыле» и подобной литературе Геннадий, скорее всего, узнал еще во время московского общения с Алексеем и Денисом.

Когда Геннадий «обнаружил» в Новгороде ересь, прошло семь с лишним лет с момента перевода Дениса и Алексея в Москву; свыше пятнадцати лет минуло с тех пор, как покинул новгородские пределы Схария. За это время кружок полуграмотных иереев, оставшихся без попечения, вероятно, выродился в секту чернокнижников, объединенных слепым исполнением таинственных ритуалов.

Идолы. Художник Н. К. Рерих

Прибывшие из Новгорода Алексей и Денис, Иван Максимов — птицы иного, более высокого полета. Мы согласны с А. И. Алексеевым, которому представляется невероятным, чтобы поругатели икон в Новгороде могли пользоваться сочувствием выдвинувшихся даровитых земляков — протопопов кремлевских соборов. Они сплотились вокруг Елены Волошанки, объединенные увлечением астрологией и прочими гадательными дисциплинами. Невестка государя, появившаяся в Москве в конце 1482 года, была таким же новичком при дворе Ивана III, как и новгородские эрудиты. Последние без труда могли увлечь необычными знаниями жадную до острых интеллектуальных ощущений княжну.

Кружок Федора Курицына имеет другие корни. Он состоял из людей, давно вовлеченных в правительственную деятельность, по роду занятий знакомых с литературой самого разного направления — правовой, философской, богословской. Не исключая вероятного влияния каббалистических представлений об Абсолюте и путях его постижения, Курицын и его единомышленники испытали воздействие исихастской антропологии, православной мистической традиции, гностических учений, а также ренессансного неоплатонизма.

Столь причудливая смесь является отличительным признаком духовных исканий XV века. Мыслители на Западе и на Востоке подвергали сомнению ортодоксальное христианское вероучение с позиций ветхозаветной, соединенной с интересом к философии и научным знаниям, религиозности, в попытке «совершенствования» христианства. Следует добавить, что при этом итальянские гуманисты чувствовали себя и слыли среди окружающих добрыми христианами. Костры инквизиции предназначались тем, кто исступленно верил в Евангелие.

Кремлевским вольнодумцам обвинения в ереси не могли не казаться абсурдными. Интеллектуальное возбуждение и критицизм были характерны не только для Курицына и его окружения. В Москве тех лет то и дело вспыхивала полемика по специфическим поводам, которые в прежние времена не возбуждали столь горячего интереса. Вспомним крестный ход при освящении Успенского собора в 1479 году, который завершился громким скандалом, инспирированным, вероятно, ростовским епископом Вассианом Рыло.

В эти же времена распространилось сильное сомнение ο том, двоить или троить аллилуию. Геннадий Гонзов нарочно спрашивал об этом командированного в Рим Дмитрия Герасимова. Тот прислал ответ, который никого не смог удовлетворить: что все равно — двоить или троить аллилуию; поэтому вопрос остался по-прежнему спорным. Самого Геннадия митрополит Геронтий сурово наказал за то, что тот разрешил братии Чудова монастыря пить после еды освященную в Богоявленский сочельник воду. Споры, которые сегодня могут показаться несущественными, не казались таковыми пять столетий назад, и вовлекались в них самые разные люди.

По возвращении из Венгрии московский дипломат задумал из среды придворных книжников составить подобие ренессансных «компаний», brigate, «академий», которые коллега Курицына дипломат и писатель Бальтассаре Кастильоне именовал «настоящим приютом радости»: «Я не думаю, чтобы кто-либо в ином месте с такой силой ощущает сладость, которую дает пребывание в дорогой и возлюбленной компании».

Сам Федор Курицын — дипломат, философ, писатель — характерная личность эпохи Кватроченто. Мы можем вспомнить таких его современников, как польский историк Ян Длугош, который учился на философском факультете Краковского университета, служил в канцелярии магната Олесницкого, в дальнейшем долго и успешно занимался дипломатической деятельностью; или гуманист Поджо Браччолини, который почти сорок лет провел на службе в ватиканской канцелярии, собравшей в своих стенах многих видных эрудитов и писателей.

Курицын, испытавший эту «сладость» при дворе Матьяша Хуньяди, стремился, чтобы ее испытали другие московские эрудиты. Он стремился познакомить единомышленников с идеалом культурного человека (homo literatus), активного носителя образованности и знания, личности, возделывающей самого себя; идеалом, который настойчиво формулировался на протяжении всего Ренессанса. Этот кружок протоинтеллигенции в полном соответствии с ренессансными традициями культивировал духовный герметизм, противостояние толпе. Сообщество неформальной творческой элиты не измышляло зловещих планов, вынуждавших прибегать к конспиративным ухищрениям. Кремлевские вольнодумцы вслед за Фичино считали, что «божественные вещи непозволительно открывать черни» и потому старались скрывать свои взгляды от профанов.

Итак, одну еретическую группу составляли новгородские иереи — замкнутый кружок, в который входили соседи, знакомые, родственники. В основе их идеологии лежали языческие культы и представления, подкрепленные современным чернокнижием и магическими обрядами, часть которых, позаимствованная у Схарии, была записана в виде выдержек в особых «тетрадях». Участники кружка баловались волхвованием, которое могло сопровождаться экстатическими припадками и богохульствами. Новгородский кружок имел закрытый характер. Схарианцы сознавали, что занимаются не приличными для православного священника вещами, да и не горели желанием расширять круг общения, сформированный по принципам тесного знакомства и родства.

Вторая группа — кружок Елены Волошанки. Его основатели — протоиереи Алексей и Денис, Иван Максимов. Здесь особенно интересовались астрологией и каббалистикой и прочей актуальной для той эпохи эзотерикой. Вероятно, это был самый многочисленный кружок, он отличался демократизмом, включал в свои ряды детей боярских, купцов и приказных людей, среди которых было немало молодежи. Кроме того, его адепты не считали, что их занятия носят настолько предосудительный характер, что они заслуживают преследования.