Тамплиеры. Рождение и гибель великого ордена - Дэн Джонс

Крестоносцы пришли в Эль-Мансуру и, как и тридцать лет назад, были сокрушены. Несмотря на то что Людовик IX удерживал позиции больше месяца, к началу апреля стало очевидно, что оставаться здесь дольше – значит погибнуть. Новый султан, Туран-шах, прибыл в Каир, чтобы наследовать своему отцу, и хотя его двор раздирала вражда между различными группировками мамлюков, он не желал вести мирные переговоры с христианами, положение которых было безнадежно.

В окрестностях Эль-Мансуры все говорило о разорении, голоде и болезнях. Танис был полон раздувшихся трупов, так что местами река оказалась перекрыта. Нил кишел мусульманскими галерами, которые не давали христианам ни пополнить свои запасы, ни бежать в Дамьетту. Люди страдали от недоедания. Цинготные десны гнили, и цирюльники срезали омертвевшую плоть, чтобы солдаты могли есть. У самого Людовика вновь случился приступ дизентерии, так что ему даже пришлось прорезать дыру в панталонах. В этой ситуации оставалось только отступить.

Беспорядочный отход вниз по Нилу начался с наступлением вторника 5 апреля. Люди штурмовали суда или в отчаянии шли пешком по грязи, лишь бы скорее покинуть злосчастный лагерь. Те, кому удалось уйти, оглядываясь назад, видели, как зарево пожаров освещает мусульманских солдат, уже заполонивших лагерь, и тех, кто был слишком болен, чтобы бежать.

Горстка выживших тамплиеров подняла свое черно-белое знамя в жалкой попытке организовать остатки войска Людовика на пути в Дамьетту, но это была безнадежная задача. Рассеянную крестоносную армию захватывали судно за судном, отряд за отрядом, без всякого снисхождения к тем, кто не мог считаться ценным пленником. (Жан де Жуанвиль сумел избежать смерти, когда его судно село на мель в прибрежном иле; он прыгнул за борт, а когда его взяли в плен, назвался двоюродным братом короля Людовика.) К тому моменту, когда примерно в десятке миль от Дамьетты были захвачены последние группы бегущих крестоносцев, в живых оставалось только три тамплиера.

Арабский поэт Джамал ад-Дин ибн Яхья ибн Матрух позже написал праздничную песню, поносящую крестоносцев и их короля:

В христианском мире весть о произошедшем была встречена глубоким унынием. «Французы, – писал Матвей Парижский, – все сильнее изнемогали от душевной скорби, и их король не мог их утешить»[542].

А утешить их он не мог потому, что, как и вся французская знать, сопровождавшая его в египетском походе, Людовик IX, король Франции, был взят в плен. Теперь он находился во власти людей, которых хотел уничтожить. Туран-шах потребовал возвращения Дамьетты и выплаты восьмисот тысяч золотых безантов, что примерно эквивалентно четыремстам тысячам турских ливров или доходам короны за два года. За это султан готов был отпустить и тысячи других заключенных, которым еще не перерезали горло.

2 мая 1250 года в результате переворота, совершенного мамлюками, Туран-шах был убит: на султана напали с саблей, он укрылся в башне, ее подожгли, и он был вынужден броситься в Нил. Его тело выловили и в довершение ко всему вырезали ему сердце. В исламском мире начались серьезные потрясения, которые закончились тем, что власть в Египте захватили мамлюки-бахриты, и почти восьмидесятилетнее правление Айюбидов закончилось. Однако король Людовик и другой его брат, Альфонс, граф Пуату, все еще оставались в плену. Выкуп все равно должен был быть выплачен.

В пятницу 6 мая Людовика отправили в лагерь христиан, чтобы отсчитать первую часть выкупа: четыреста тысяч безантов, или двести тысяч турских ливров. Альфонса оставили в качестве заложника; кроме того, в Дамьетте хранились большие запасы оружия и продовольствия, которые крестоносцы были вынуждены оставить, когда сдавали город. Ничто не могло быть возвращено, и никто не мог быть отпущен до получения денег.

Выкуп за короля был огромной суммой, и отсчитывание двухсот тысяч ливров из средств, доставленных Людовиком в Египет, заняло почти два дня. К вечеру воскресенья 8 мая набралось сто семьдесят тысяч ливров, и на этом казна опустела. Не хватало тридцати тысяч. Возник спор, как собрать недостающую сумму.

Жан де Жуанвиль, присутствовавший при этом, посоветовал Людовику одолжить тридцать тысяч у немногих уцелевших тамплиеров. Самыми высокопоставленными среди выживших были Этьен д’Отрикур, командор ордена, и старый соратник и порученец Людовика маршал Рено де Вишье.

Если к кому и можно было обратиться с этим, то как раз к тамплиерам. Но, как оказалось, братья вели свои банковские дела чрезвычайно серьезно. Этьен д’Отрикур поначалу отклонил просьбу, заявив, что доброе имя ордена зависит от того, насколько каждый вкладчик будет уверен в сохранности денег, переданных в руки братьев. Получая средства на хранение, тамплиеры клялись, что не отдадут их никому, кроме вкладчика. И даже сейчас они не могли нарушить правила[543].

Этьен д’Отрикур старался следовать деловым традициям тамплиеров даже в самых сложных обстоятельствах. Но сейчас от него требовалось не это. К счастью для Людовика, Рено де Вишье оказался более предприимчив. Это он в 1246 году, в начале кампании, зафрахтовал для короля корабли в Марселе; он вместе с королем отправился с Кипра в Египет; он был в самой гуще сражения в Сыропустный вторник. Возможно, именно поэтому он считал своим долгом помочь Людовику выбраться из Дамьетты, сохранив, сколько возможно, остатки достоинства[544]. Поэтому маршал сказал: это правда, что тамплиеры не могут отдать деньги «без того, чтобы не нарушить свою клятву», но если люди короля возьмут их силой, то тамплиеры будут вынуждены уступить и получить возмещение тогда, когда король вернется в Акру.

Сообразив, что именно имел в виду маршал, Жан де Жуанвиль повернулся к королю и спросил, может ли он подняться на галеру тамплиеров и силой забрать тридцать тысяч ливров. Король кивнул. Жан и Рено вместе отправились в сокровищницу ордена и разыграли фарс, описанный в его хронике: