Скандал на Белгрейв-сквер - Энн Перри

— Кто может знать правду, кроме самих полицейских и Осмара, — заметил Питер Валериус с кривой усмешкой. — А они являются заинтересованными сторонами в этом деле. Одного я не могу понять: зачем Осмару понадобилась эта тяжба? Почему не признать свою вину, сказать, что вел себя как дурак, спокойно заплатить штраф, что для него ровным счетом ничего не стоит, и впредь быть поосторожней?

— Речь идет о репутации, — резко сказал судья. — Человека при всех обвинили в недостойном поведении. Мало кому это понравится. Не всякий захочет услышать подобное о себе; вы должны понять это, сэр. Он защищает свою репутацию, что вправе делать каждый англичанин.

— Позвольте мне не согласиться с вами, сэр, — вежливо возразил Валериус; лицо его было суровым, глаза горели, на скулах играли желваки. — Если он все же предпочел начать процесс, то теперь неизмеримо большее число людей узнает о его конфузе, и как бы он ни отстаивал свою честь, я не думаю, что общественное мнение изменится. — Он подался вперед. — Те, кто убежден в коррупции полиции, укрепятся в своем мнении; те же, кто считал, что коррупцией поражены судебные органы или что они бессильны перед привилегированными лицами, убедятся, что они правы.

Его усмешка была полна злой иронии.

— Вопрос не в том, что Горацио Осмар вульгарно вел себя в городском парке с женщиной, о которой никто ничего не знает и не ведает, а в том, каковы у нас полиция и судебные органы, хорошо ли они выполняют свои обязанности. Я считаю, что этот вопрос не следует поднимать.

— Сэр! — не выдержал Карсуэлл. — Вы слишком далеко зашли.

Лицо Валериуса было спокойно. Он лишь чуть поднял брови, голос его был ровен.

— Я говорю так потому, что это неизбежно вызовет совершенно необоснованную тревогу, — продолжал он, — а у нас нет нужных доказательств, чтобы успокоить общественное мнение, если оно будет взбудоражено. — Тень улыбки снова мелькнула на лице Питера, его взгляд встретился с взглядом Карсуэлла.

Судья не смог достойно сдержать своего раздражения. Он поспешил сделать выводы, и они оказались неправильными. Карсуэлл слишком болезненно воспринял замечания и реплики, они больно ранили его. Шарлотта, испытывая к судье подобие жалости, смешанной с презрением, вдруг подумала, не чувство ли какой-либо вины заставило его так отчаянно защищаться, хотя, в сущности, никто лично на него не нападал.

Она снова бросила взгляд на Валериуса и увидела, что его умные глаза наблюдают за ней. Кажется, от него не ускользнуло и то, что только что пришло ей в голову относительно судьи.

Она повернулась к Карсуэллу.

— Вы считаете, Осмар выиграет процесс против полиции? — с интересом спросила она.

Судья, сделав над собой усилие, повернулся к ней с той вежливостью, на которую мог быть способен после всего происшедшего.

— Понятия не имею, миссис Питт. Здесь я не способен даже на предположения, которые чего-либо стои-ли бы.

— У Осмара влиятельные друзья, — возобновила разговор Веспасия со строгим лицом, означавшим неодобрение. — Они могут оказать давление.

Байэм с легким удивлением посмотрел на нее.

— Разве это не естественно, леди Камминг-Гульд? Каждый попавший в подобную ситуацию стал бы искать помощи.

— Не уверена. — В серебристо-серых глазах Веспасии мелькнула улыбка. — Не припомню никого, кто оказался бы в подобном положении. Мне кажется, это тот случай, когда неприлично просить помощи у друзей и нечестно бросать тень на порядочность тех, кто стоит на страже закона. У них, кстати, и без того много проблем.

— Новый взгляд, — задумчиво промолвил Байэм, без иронии, но и без одобрения.

Валериус с живым интересом посмотрел на Веспасию. Видимо, он отметил особую роль леди Камминг-Гульд, достаточно серьезную и достойную восхищения.

Карсуэлл был в нерешительности. Он глянул на Байэма, затем на Веспасию, но промолчал.

— Я надеюсь — ради всех нас, — что ваше мнение разделят многие, — подчеркнуто сказала Шарлотта, глядя на Веспасию. — Если полицию и дальше будут порочить в глазах общества, доверие к ней будет подорвано, и это губительно отзовется на эффективности ее действий, да и само ее существование будет под угрозой.

— Мне кажется, ваши опасения безосновательны, миссис Питт, — сказал Карсуэлл сдавленным голосом. — Прошу вас, не беспокойтесь.

После этого разговор принял общий характер. Подали сладкое, затем мороженое. На десерт также были фрукты: ананасы, черешни, абрикосы, дыни. Вскоре дамы, извинившись, удалились в гостиную, чтобы обменяться впечатлениями и новостями. Мужчины же остались за столом, где за стаканом портвейна и хорошей сигарой вели беседы на темы, слишком скучные и философские для прекрасного пола.

Когда же к джентльменам вновь присоединились дамы, Шарлотта оказалась рядом с Валериусом и снова слушала его. Шел общий разговор о ростовщичестве. Присутствовал здесь и Карсуэлл. Шарлотта надеялась, что эта тема как-то затронет его эмоционально, а ей даст возможность еще что-то подметить в нем, но судья очень скоро ушел. Разговор незаметно перешел на состояние мировых финансов.

— Ростовщичество все еще процветает, — с жаром утверждал Валериус, удерживая внимание Шарлотты, хотя ее едва ли интересовала эта тема. — Мощная промышленная держава делает вклады в небольшую отсталую страну, являющуюся частью империи, — например, в Африке. — Он наклонился к ней, лицо его было сурово от охвативших его чувств. — Народ этой страны начинает процветать, поскольку у многих появилась работа. Они могут теперь продавать плоды своего труда и взамен покупать не только самое необходимое, но и предметы роскоши. Вскоре у них появляется вкус к такой жизни, а с ним и зависимость. Она может существовать в виде потребности в сырье или в машинах и оборудовании для новых отраслей промышленности.

Шарлотта не видела связи между презренной деятельностью ростовщика и тем, о чем говорил Валериус. Он, должно быть, понял это по ее лицу и с еще большей горячностью продолжал, повысив голос, словно требовал ее полного внимания:

— Метрополия расширяет свою деятельность в стране, обещает выгодную торговлю. Зависимая маленькая страна соглашается. Уровень жизни резко поднимается. Невиданная доселе роскошь становится доступной многим.

— А разве это плохо? — Шарлотта искренне пыталась понять суть вопроса, и гнев Валериуса озадачивал ее.

— Страна становится зависимой от промышленности и тех, кто ею управляет. — Увлеченный, Питер совершенно забыл, где находится. Прошедшая мимо Оделия задела его локтем и шуршащими юбками, но он не заметил; она извинилась, Валериус не слышал. Он совсем близко придвинулся к Шарлотте. — Неожиданно резко меняются цены. За свои товары маленькая страна получает несравнимо меньше, но сырье ей продают по высокой цене. Проценты за ссуду возрастают. Маленькую страну ждут трудности. Уменьшается прибыль, а расходы на поддержание производства слишком обременительны. И тогда ничего не остается, как обращаться к ростовщическому капиталу.