Поединщик 2. Отмеченный молнией - Роман Владимирович Савенков

поединщика, он был готов немедленно принять смерть, чтобы избавиться от позора. Но Биккарт не дал ему шанса погибнуть. Второй синий флаг Овергора полетел на Парапет Доблести. Мастер войны спас бойца. Но такова жестокая действительность войны — он одновременно принес в жертву Танцора, шансы которого выжить теперь равнялись нулю.

— Чуда не случилось, — мрачно заметил Накнийр. — Один наш против пятерки Фоллса. Богиня воинов Скельда отвернулась от Овергора окончательно.

Риордан ничего не отвечал своему покровителю. Он был там, на Парапете, вместе с братьями по оружию. Несколько раз его правая рука пыталась сделать выпад или отбив, но потом он вспоминал, что она болтается на перевязи и кусал в бессилии губы.

Толпа бывает жестока к развенчанным кумирам. Бовид покидал Парапет Доблести под хохот и улюлюканье толпы. Вдруг из шатра поединщиков Фоллса высыпали бойцы, среди которых Риордан узнал Обрайта. Поредевшая первая десятка Фоллса и весь резервный состав выстроились в две шеренги, а оружейники раздали им клинки. Кантор вышел вперед, поднял руку, и оружие Голубой стали блеснуло на ярком весеннем солнце.

Свист зрителей тут же сменился оглушительными овациями.

— Что это значит, ваша светлость? — спросил Риордан у визира.

— Уважение, — со скукой на лице ответил Накнийр. — Они решили поддержать нашего парня.

В этот момент на Парапет Доблести без объявления герольда буквально выбежал Танцор. Он стоял к Риордану вполоборота и было видно, как пылают его глаза и как сведены скулы. Для лучшего бойца Овергора весь смысл жизни свелся в этот единый миг. Он не думал сейчас о смерти или своих шансах на победу. Он жаждал отомстить за товарища. Танцор в нарушении воинского этикета ткнул острием меча в направлении Паута и прочертил невидимую линию до середины Парапета. Это был не просто вызов, а настоящая вендетта. Поединщик Фоллса пожал плечами, обменялся несколькими словами с Кантором и сделал первый шаг вперед.

Вдруг за спиною Танцора распахнулись Золотые ворота и на ристалища выступила целая процессия. В ней был Мастер войны, герольд, рядом с которым слуга сгибался под тяжестью медного рупора, а следом за ними торжественным шагом шествовал баннерет со штандартом в руках. На его высоком древке был укреплен герб Овергора — синий барс, сжимающий в зубах обнаженный меч. Ниже него на верту трепетали два флага. Сначала белое полотнище, а ниже его — знамя Овергора.

Риордан с непонимающим видом посмотрел на визира. Накнийр встретился с личным секретарем взглядом и его губы изогнулись в сардонической усмешке.

— Ну, вот и все. Резня закончилась.

— Не понял, ваша светлость.

— Чего непонятного? Овергор официально признал поражение в войне. Обычно так не делается. Считается если не позором, то уж точно не геройством. Биккарта просто распнут за это. Но я одобряю. Танцор нам еще пригодится.

А поединщик, имя которого только что упомянул Накнийр, стоял на Парапете, бессильно опустив руки. Его только что спасли от неминуемой смерти, но похоже Танцор был совсем этому не рад.

В этот момент Голубая сталь вернула свои мечи и алебарды в оружейную стойку, а потом бойцы всем составом двинулись по Парапету Доблести. Они не приветствовали зрителей и не отвечали им на овации и крики. Поединщики окружили Танцора. Кто-то хлопал бойца по плечу, кто-то обнимал за шею, и Риордан видел с трибуны, как враги наперебой что-то говорят воину Овергора. До галереи не доносилось ни слова, но было понятно, что это слова поддержки и утешения. Это было настоящее солдатское братство. Риордан видел, как Танцор закрыл лицо ладонью. Его плечи несколько раз дрогнули. Поединщик Овергора, который только что готов был взглянуть в глаза смерти, не выдержал и заплакал. И Риордану были понятны его чувства: невыносимая тяжесть от стыда смешалась с облегчением, что все закончено. Он выжил. До следующего Парапета.

Накнийр не торопясь поднялся со своего места.

— Дальше начнется праздник. Вино и пиво польются рекой. Всеобщее братание. Даже короли обнимутся, вот увидишь. Сегодня до утра на Ярмарочном поле никто не заснет. Да и в городе тоже. Меня такие зрелища не вдохновляют. Ты остаешься?

— Я последую за вами, ваша светлость. Мне по состоянию здоровья такие гулянья пока противопоказаны.

Они с трудом протолкались между зрительскими рядами и покинули галерею, спустившись по лестнице к Золотым воротам. Народу вокруг стало только больше. В воздухе гремело «Слава Овергору», но в эти приветственные крики нет-нет, да вплетались проклятия в адрес Биккарта, который принял решение о сдаче.

Через пару переулков Накнийр вышел к своей, карете. Это был экипаж самой тонкой работы, но без тени украшательства, характерного для высшей знати. Дюжий кучер, в котором Риордан узнал одного из агентов тайной полиции, предупредительно распахнул перед визиром дверцу. Уже усаживаясь на место, Накнийр предложил Риордану:

— Могу подвезти тебя до дома.

— Не беспокойтесь, ваша светлость, я сам.

— Хорошо. Даю тебе неделю на поправку здоровья и улаживание личных проблем. После этого явишься на службу. Фран занесет жалованье тебе на квартиру. Кстати, тебе положена премия за ранение. Я не забуду об этом.

— Вы сказали на улаживание проблем? У меня нет проблем, ваша светлость.

Визир как-то странно поглядел на своего секретаря и, уже закрывая дверцу кареты, бросил:

— Тебе стоит как можно быстрее увидеться со своей милой.

— С Парси? — Удивился Риордан. — А она-то как в этом замешана?

Но дверца уже захлопнулась, и карета немедленно тронулась с места. Риордан некоторое время смотрел ей в след, пребывая в замешательстве, а потом помахал здоровой рукой проезжающему мимо извозчику.

* * *

Пока за мутным стеклом экипажа мелькали городские пейзажи Овергора, его мысли вернулись к Парси. Последние пару недель прошли для него в круговерти событий, в которых совсем не нашлось места его девушке. Риордан чувствовал, что он в долгу перед возлюбленной. Он должен был стать для нее опорой, а вышло так, что за полгода их встреч урывками, Парси так и получила он своего кавалера твердых гарантий совместного будущего. Да, сразу после первого поединка с Войтаном у них состоялся важный разговор на эту тему. И вроде бы он принял на себя некие обязательства и даже нарисовал для нее картинку, где фигурировал совместный дом и хозяйство. Но, словно испугавшись, таких разговоров он вновь пропал на неопределенный срок. Что оставалось думать Парси? Верить беззаветно своему возлюбленному или мучиться в сомнениях? В их паре она положила на алтарь чувств то, чем располагает молодая девушка — свою красоту, но взамен получала только ювелирные побрякушки, ровно такие же, какими старые ловеласы расплачиваются со своими любовницами за временный