Григорий Распутин - Алексей Варламов

Владыка Феофан окликнул монаха по имени, но тот не услышал. Он был настолько увлечен и, казалось, загипнотизирован этим смуглым мальчуганом. А непонятный "цыганенок" все быстрей и быстрей плясал вокруг Иллиодора. Владыка Феофан снова позвал монаха, и он снова не откликнулся на зов. Владыка Феофан подошел к нему и увидел, что тот как бы не в себе и не может оторваться от непонятного зрелища. Тогда Владыка Феофан взял его за рукав рясы и потянул за собой. Только так и отвел его в сторону.

А "цыганенок" бесследно исчез, будто его и не было.

Все это было очень и очень странно. Только потом уже стало ясно, что это было какое-то необъяснимое, но сильнейшее бесовское наваждение. Редчайший случай: днем, на людном месте, на перроне резвились бесы. Это чрезвычайное происшествие на пути к старцу не предвещало ничего доброго для Иллиодора.

Обо всем происшедшем Владыка Феофан рассказал старцу в присутствии Иллиодора. Но сам Иллиодор был в особом состоянии: то ли подавлен случившимся, то ли всецело поглощен увиденным, оставаясь безучастным к тому, что говорил Владыка. И даже слова старца не затронули чувств Иллиодора. Он как бы замкнулся в себе. Старец говорил о величии Божием и о ничтожестве и греховности человеческой. О том, что единственный путь к Богу – это путь смирения. Но монах Иллиодор или не слушал, или даже не слышал… Так Владыка Феофан и монах Иллиодор без видимых результатов вернулись в Петербург. Здесь постепенно Иллиодор начал приходить в себя. Но тут снова произошло с ним нечто маловероятное.

По совету старца Владыка Феофан не выпускал из виду отца Иллиодора. Однажды после литургии Владыка, отец Иллиодор, а с ними мальчик-послушник вернулись на квартиру Владыки, в здание Академии. Было это в полдень. Феофан прошел к себе наверх, а они остались в нижней половине… И вдруг они видят в глубине зала трех великанов с искаженными злобою лицами, вооруженных дубинами. Обращаясь к Иллиодору, они яростно кричали: "Мы тебе покажем! Мы тебе покажем!.."

До крайности перепуганные, Иллиодор и мальчик-послушник вбежали в кухню и заперли за собою двери. Мальчик схватил длинную кочергу и в испуге начал стучать в окна, созывая людей на помощь. Сбежались люди. На "потерпевших" не было лица. Мальчик сразу убежал домой, к родителям. Крайне потрясен был происшедшим и отец Иллиодор. Владыка старался его успокоить. Он говорил о том, что в монашеской жизни надо быть всегда готовым к подобным переживаниям. Это бесовские козни. Бесам нельзя верить ни в чем. Будучи немощными, они принимают вид гигантов, чтобы, с одной стороны, напугать, а с другой, внушить чувство гордости: вот какой я, мол, для них опасный, что вышли против меня три свирепых исполина с дубинами. А хотят они только одного, чтобы возбудить великое самомнение и гордость. И через нее погубить человека… Но и в тот момент отец Иллиодор был "глух" ко всем наставлениям.

То, что произошло среди бела дня в покоях Владыки Феофана, Святые Отцы называют "бесовскими страхованиями", бесовскими запугиваниями. Демоны пытаются запугать подвизающегося настолько, чтобы он отказался следовать подвижническим путем. Для этого они обычно принимают устрашающий, грозный вид, как и в данном случае. Будучи по существу малосильными, они всегда очень коварны и злы. И привидение в образе "трех великанов", по хитрости их, преследует не одну, а несколько целей. Приняв грозный вид, они свое действие сообразуют с духовным состоянием искушаемого. Мальчика они просто запугали и, возможно, он откажется в последующие годы жизни идти монашеским подвижническим путем. Но главный прицел их мечтаний был направлен на Иллиодора, его-то они и хотели выбить из колеи подвижнической жизни. И действовали они очень коварно. Прежде всего они запугали о. Иллиодора. И он испугался. И свидетелем его испуга был Владыка Феофан, как в первом случае – с "цыганенком", так и во втором – с "тремя великанами". Иллиодор понимал, что допустил малодушие. И сознание своего малодушия вызвало в нем болезненное чувство. "Если же кто и подвизается, не увенчивается, если незаконно будет подвизаться", говорит Писание (2 Тим. 2, 5). Он впоследствии силился доказать и себе и свидетелю своего испуга, Владыке Феофану, что не был запуган бесами. А им как раз это и желательно, они того и добивались: он решает их победить своею еще большей ревностью, а не Божией силою. А такая ревность, конечно, будет "ревностью не по разуму духовному" (Рим. 10, 2). Это не та смиренная ревность, которую испрашивают у Бога и получают помощь от Него, но та гордая демонская ревность, которую сам человек разжигает в себе. Это то, о чем говорит Апостол: "не разумея праведности Божией, и усиливаясь поставить собственную праведность, они не покорились праведности Божией" (Рим. 10, 3). Это путь – глубоко ошибочный, самонадеянный, путь прелестный. За всем этим скрывается превозношение себя, гордыня. "Бог гордым противится, а смиренным дает благодать" (Иак. 4, 6).

И вот Иллиодор кончает Духовную Академию уже иеромонахом. В глазах простого народа он быстро приобретает широкую известность своими пламенными проповедями и речами. К нему стекаются огромные толпы. Простой народ его считает своим вождем. Под влиянием этого он все более и более предается погибельной гордости… В конце концов он одевает белый "митрополичий" клобук и появляется перед народом на белом коне. А, дойдя до этого, он отваживается творить своего рода и "великие чудеса". Так на Волге он объявил собравшимся, что на этом месте в три дня воздвигнут Божий храм… "Пусть каждый принесет сюда по одному кирпичу. Ведь нас здесь тысячи! – говорил он. – И из этих всенародных кирпичей мы, с Божией помощью, нашими руками воздвигнем здесь великий храм…"

В этих словах был явный намек на слова Евангельские.

У Иллиодора была горделивая мысль, порожденная ложным толкованием Евангелия, – сделать то, что Иисус Христос не сделал.

Небывалое воодушевление охватило толпы народа. Несли не только по одному кирпичу, а везли на подводах и весь необходимый материал для постройки храма… Работа закипела. Руками народа творилось небывалое чудо. В три дня храм был готов. Самозваный "митрополит" Иллиодор торжественно его "освятил" и совершил в нем благодарственное моление.

Но во всем этом была глубокая прелесть духовная. Он, видимо, мечтал остановить своими руками начавшееся революционное брожение в России. Но об этом предупреждал блаженнопочивший Епископ Игнатий Брянчанинов: "Необходима осторожность от всякого увлечения разгорячением совершать дело Божие одними силами человеческими, без действующего и совершающего Свое дело – Бога… Отступление попущено Богом: не покусись остановить его немощною рукою твоею…"

Именно в этом "увлечении разгорячением" отец Иллиодор и попытался одними "человеческими силами" удержать народ от "отступления", в то время как Сам Господь, по нераскаянности народа, предоставил ему свободу падать в пропасть. А кончилось все это для Иллиодора более чем печально».

Илиодор был популярен необыкновенно. По степени своей известности он мог поспорить с кем угодно, хоть с самим Львом Толстым если не во всей России, то в определенных кругах. В книге «Последний очевидец» Василия Шульгина, с Илиодором неплохо знакомого, можно найти описание следующей сцены, имевшей место в Русском собрании: