Подземелья Дикого леса - Колин Мэлой

Джоффри показалось, что голос этот донесся до него через какое-то огромное пустое пространство; будто слабый отголосок радио, включенного на минимальную громкость на чердаке дома, в котором сам ты сидишь за обеденным столом. Он определенно был реален, но так далек, что уловить было почти невозможно. Но вот он раздался снова.

— Я, наверное, закончу на сегодня, мистер Антэнк. Если вы не против.

На одно бесконечное мгновение Джоффри заставил себя отвлечься от того, что держал в руке, и осознать происходящее: он был в цеху. Вокруг раздавался механический шум множества станков. За окнами царила тьма. Антэнк понятия не имел, который был час и сколько он уже простоял вот так. Такое ощущение, будто в эту секунду вся информация у него в мозгу просто стерлась. Опустив взгляд, Джоффри обнаружил, что держит руки на животе, будто священник во время мессы. И вдруг он вспомнил все.

— Сэр? — снова раздался голос. Это, без сомнения, был мистер Гримбл.

— Да, Гримбл, — отозвался Джоффри.

— Увидимся завтра, сэр.

— Да, Гримбл.

— С утра пораньше.

— С утра пораньше, Гримбл. — Воспоминания накатили волной; взгляд опустился на сложенные руки.

Осторожно раскрыв ладони, он увидел нечто. Оно было маленькое и бронзовое. И почти совершенное. Самая точная и безукоризненная деталь, какую он когда-либо изготавливал за всю свою карьеру. Одного взгляда на нее было бы достаточно, чтобы заставить разрыдаться самого жестокосердного механика — настолько безупречны были ее нарезанные алмазом зубцы и гладкие параболические изгибы. Представить себе, как она используется по назначению, увидеть плавное перетекание этой детали и ее бронзовых собратьев друг в друга в танце беспрерывного движения было бы божественным откровением.

И все же она была лишь почти совершенна. Почти, но недостаточно.

Он обернулся и выбросил ее в мусорный бак неподалеку, где она, скорбно звякнув, присоединилась к куче таких же идеальных и таких же забракованных шестеренок.

— Завтра повезет, а, мистер Антэнк, сэр?

— Да, Гримбл, — ответил Джоффри и добавил: — А какой завтра день?

— Так среда же, сэр.

— Среда, — повторил он тихо, будто вызывал к жизни магическую формулу. У этого слова было особое значение: среда была последним днем его трудов. Странный клиент в пенсне вернется, рассчитывая забрать выполненный заказ. Антэнк никогда еще не подводил ни одного клиента; он всегда обставлял конкурентов и в качестве, и в скорости. Количество проб и ошибок, сопряженных с созданием этой детали, удручало. В стенках черепа, словно стая рыб, кругами плавали мысли: зачем он вообще согласился? Срок был смехотворно мал. Как можно изготовить нечто настолько точное за такое короткое время? Даже будучи оснащен всем самым современные оборудованием, он подобрался очень близко, но все же недостаточно близко. Джоффри был человеком практичным и разумным; что заставило его пойти на подобную нелепость?

Если коротко: мания. Он вспомнил, как им объясняли в школе, что это такое. Учитель написал на доске большими белыми буквами «МОБИ ДИК»; это был роман Мелвилла, в котором у капитана корабля — он тогда не запомнил название, потому что слишком увлекся рисованием чертежей в тетрадке, — была навязчивая идея поймать белого кита, именем которого и названа книга. Это была его мономания: одержимость, которая диктовала все его действия и решения. В конце концов она и привела его к гибели. На Антэнка снизошло леденящее осознание, словно кто-то навел на его лицо холодный, жестокий прожектор, обнажив перед ним его собственное тщеславие. Он был капитаном корабля (как же он назывался-то… «Поход?» Или «Пакет?»), а белым китом была Непроходимая чаща. Поворачивать было слишком поздно: гарпун уже вонзился в цель. Трос натянулся.

* * *

Вот что случилось дальше.

Септимус стоял, положив лапу на эфес своей штопальной иглы, и тряс головой. Кертис в изумлении пялился на кротиху, а Прю в приступе ликования даже потянулась, чтоб подхватить ее и подбросить в воздух. Правда, она передумала, заметив, какой ужас отразился у той на лице, когда она почувствовала намерение девочки. Вместо этого она радостно похлопала Гвендолин по макушке кончиком пальца.

— Не может быть! — воскликнула Прю. — С ума сойти!

Сивиллу, по-прежнему изумленную внезапным взрывом эмоций, засыпали вопросами, на которые она отвечала как могла.

— Значит, он был механиком? — спросила Прю скорее риторически.

Кротиха кивнула.

— И он сделал… копию мальчика.

— Для сумасшедшей губернаторши. В смысле, королевы, — добавил Кертис.

Снова утвердительный кивок.

— Гвендолин, вы не поверите, какое это совпадение. Нам надо найти вашего зодчего. — Прю улыбалась от уха до уха. Получалось, что Древо не только говорило правду, но и во многом незаметно указывало им направление, в котором нужно было следовать.

— Как он выглядел? — спросил Кертис.

Сивилла, смутившись, указала на свои скрытые мехом глаза.

Кертис сконфуженно покраснел:

— А, точно. Извините.

Но Прю тут же подхватила:

— А какие-нибудь особые приметы… хоть что-нибудь, по чему его можно узнать?

— ДВА ЗОЛОТЫХ КРЮКА ВМЕСТО РУК. ДУМАЮ, ТАКАЯ ПРИМЕТА МОЖЕТ ПОМОЧЬ ДЕЛУ. НО В ЧЕМ ЖЕ СРОЧНОСТЬ? ЗАЧЕМ ВАМ НУЖЕН ЗОДЧИЙ? — Мимо прошла группа кротов, и провидец Варфоломей, опираясь на свою узловатую палочку, подковылял узнать, что за шум.

— Долгая история, — ответил Кертис.

Прю, не обратив на него внимания, стала объяснять:

— У нас… в Наземье кое-какие трудности. Серьезные. Древо — Древо Совета — сказало мне… через одного мальчика, очень странного… что нам нужно оживить истинного наследника. По всему выходит, что этот наследник как раз Алексей. Сын той самой безумной королевы, которую на самом деле называли вдовствующей губернаторшей.

Кертис проиллюстрировал всю запутанность ситуации, покрутив пальцем у виска. Потом вспомнил, что кроты все равно его не видят, и покраснел снова.

— НАЗЫВАЛИ? — спросила сивилла.

— Ее проглотил плющ, — пояснил он и обернулся к Прю. — Давай дальше.

— Древо сказало, что нужно найти создателей. Тех, кто изготовил копию мальчика. И похоже, что теперь мы знаем по крайней мере одного из них.

Расспросы продолжались довольно долго; и Гвендолин, и Варфоломей старались помочь изо всех сил. По их словам, зодчий был одиночкой. Он держал дистанцию, на ночлег уходил в какие-нибудь отдаленные туннели. Но над восстановлением города работал без устали. Хоть он и потерял руки, глаз у него был удивительно наметан. А потом, однажды утром, просто ушел, не оставив адреса, — ушел по тому зеленому кабелю, который проложил, чтобы осветить себе рабочее место. В этом направлении он ходил постоянно на поиски стройматериалов. Он оставил им полностью функционирующий современный город, и за это они вечно будут ему благодарны.