Обещания богов - Жан-Кристоф Гранже

Бивен очень скоро заснул на диване. Она укрыла его одеялом (клетчатым, под стать его твидовой куртке) и, потягивая свой шнапс, смотрела, как он спит.

И вот теперь на пороге возник в свой черед Симон Краус, сияя, как новенькая монета.

— Как ты нашел мой адрес? — спросила она.

— Всем известно, что коммунистическая ветвь семейства фон Хассель живет на вилле «Баухаус» в Далеме.

— Заходи.

— Я помешал? — спросил он, заметив на диване Бивена.

— Кончай шутить. Чего тебе надо?

— Может, того же, что и ему, — подмигнув, бросил он.

Минна предпочла промолчать.

— У тебя есть что-нибудь выпить?

— Всегда.

Она плеснула в бокал жидкость бледного янтарного цвета.

— Бивен весь день пытался с тобой связаться.

— Я был на прогулке.

— Мы, возможно, нашли способ поймать Йозефа Краппа.

Она вкратце пересказала события после полудня. Марш ветеранов. Киршенбаум. Возможность заполучить лицо Краппа вовремя, чтобы опознать его. Симон восхищенно присвистнул. Правда, восхищение было щедро приправлено иронией.

— Это что? — поинтересовалась она, заметив картонную тубу у него под мышкой.

Симон сделал новый глоток и потряс головой, как фыркающая лошадь. Он был восхитителен. Она всегда запрещала себе слишком заглядываться на его физическую красоту — она, святая Минна-всех-Чокнутых. И все же это лицо… Изысканная пропорциональность черт, глаза, мягко пылающие в тени загнутых ресниц, как завитки японской каллиграфии…

Ни слова не говоря, он открыл тубу и развернул цветную афишу научно-фантастического фильма тридцатых годов. «Der Geist des Weltraums».

Ей понадобилось несколько секунд, чтобы понять. На первом плане — идеальный профиль Курта Штайнхоффа, величайшей звезды современного немецкого кинематографа, а за ним высился зеленоватый инопланетянин, словно грозя всему миру молниями своей планеты.

Мраморный человек.

Совершенно та же маска, наискось закрывающая верхнюю часть лица, с белыми и черными прожилками. Как у того, кто напал на нее в Вестхафене.

— Господи…

— Я был уверен! — воскликнул Симон, громко хлопая в ладоши.

Минна сделала ему знак не шуметь: она не хотела будить Бивена. Во-первых, чтобы дать ему отдохнуть. А во-вторых, чтобы он не вмешался в объяснения Симона, обещавшие быть непростыми.

И действительно: он пересказал весь день, проведенный с Гретой, потом обрисовал, как он обнаружил афишу, и изложил свою гипотезу, согласно которой каждая жертва видела эту зловещую голову, а затем воспроизвела ее в своих снах…

— А убийца?

— Он наверняка тоже видел эту рекламу.

— В торговой галерее?

— Или еще где-нибудь. Под влиянием фильма он и придумал себе внешность.

— А ты не горячишься?

— Заметь, это не на меня напала каменная морда.

— Значит, сновидение жертв никак не связано с убийцей?

— Никак, кроме маски, конечно, а она может быть чистым совпадением.

История Симона не выдерживала критики, но, как всегда, его ум, красноречие и живость делали ее вполне удобоваримой и даже убедительной.

— А как же тогда Йозеф Крапп?

Симон отпил новый глоток коньяка.

— С ним проблема. Если принять мою теорию, но еще добавить к ней изуродованного солдата, получается перебор. Явный перебор, на самом-то деле…

— Получается, Крапп не убийца?

— Я не знаю… В конечном счете все началось с твоего двойного предположения, что наш убийца — это Хоффман и что он присвоил личность Йозефа Краппа. Но, в сущности, у нас нет ни одного прямого доказательства, что это соответствует действительности.

— Крапп — нацистский офицер, у него есть кинжал.

— Как у всех нацистских офицеров.

— А обувь?

— Возможно, Крапп и Хоффман — один человек, согласен, но отсюда вовсе не следует, что он убийца Адлонских Дам. Кстати, с такой физиономией я не очень представляю, как он сумел бы к ним приблизиться. Я хорошо их знал. Они совсем не из тех, кто пойдет в лес с первым встречным.

— Крапп сбежал при вашем появлении.

— Сбежать, когда тип вроде Бивена стучит в твою дверь? Это просто здравый смысл.

— Он пытался убить Динамо.

— Законная самозащита.

Ей бы следовало выйти из себя, слушая, как сидящий напротив человечек с прилизанными волосами последовательно разрушает все ее умозаключения. А она, наоборот, была счастлива, что нашла, с кем поговорить. Человека с мощным интеллектом, который всегда опережает вас на шаг в рассуждениях и обладает врожденной способностью понимать любую человеческую личность.

Сегодня вечером, когда появился Бивен, ее восхитила его физическая сила, и она почувствовала магнетическое влечение к этой неотесанной глыбе сырой руды. А сейчас она осознала, что маленький Симон на самом деле куда сильнее эсэсовца. Что бы она ни делала и ни говорила, как бы ни изображала из себя порочную девчонку, падкую на животную мощь, она всегда останется существом рассудочным. В ее глазах нет ничего притягательнее виртуозного ума. И ничего более чарующего, чем интеллектуальное превосходство.

— В любом случае, — заключил Симон, разглядывая свою афишу, — завтра мы получим ответ.

— Ты хочешь сказать… когда поймаем Краппа?

— Ты в это не веришь?

— Бивен ничего не сказал своему начальству, — задумчиво ответила она. — Он хочет снова провести операцию силами коммандос.

Симон бросил взгляд на нациста, который похрапывал под клетчатым одеялом.

— Не могу я понять этого типа… Зачем ему понадобилось втравливать нас в это дело по самые уши? Почему бы не вызвать своих дружков из гестапо? Он едва нас знает…

— Представления не имею, но я целиком на его стороне. Рут убита, и я хочу заполучить шкуру убийцы.

— Разумеется. Но иногда маленькой богачке недостаточно помахать кулачками, чтобы добиться своего.

Минна с любопытством на него посмотрела:

— Тебя я тоже никогда не могла понять… На факультете ты был лучшим из нас. В тебе были все задатки будущего руководителя психиатрической службы.

— Ты забыла, как в Германии относятся к психиатрам.

— Ты мог бы двигать науку, помочь тысячам…

Он остановил ее взглядом. В глубине его зрачков вихрилась серебристая пыль.

— Слишком поздно менять ход вещей, моя милая. Все, что ты можешь сегодня в Германии, — это плыть по течению. Желание защитить тех, кто уже обречен, — роскошь, которой я не могу себе позволить.