Голос мертвых - Брайан Ламли

— Мы уже говорили об этом, — невозмутимо ответил Гарри. — Нужно ли обсуждать это снова? Если память меня не подводит, мы в прошлый раз согласились с тем, что все наши прежние отношения основывались на взаимной выгоде, мы оба выиграли от них одинаково. А потому перестань строить из себя великого благодетеля, сойди с пьедестала и объясни мне откровенно, почему сейчас ты упорно настаиваешь на том, чтобы я произнес эту злополучную ритуальную фразу о своем приходе к тебе по доброй воле и собственному желанию? И какие обязательства я налагаю на себя, если сделаю такое признание?

— Ax! — вздохнул после минутного молчания Фаэтор. — Если бы только это мог быть ты, Гарри Киф! Ты, а не этот помешанный на крови Тибор или предатель, интриган и грубиян Янош! Ах, если бы я тщательнее выбирал себе сыновей! Да такие, как ты и я, вместе могли бы править всем миром! Но... сейчас уже слишком поздно, ибо мое яйцо получил Тибор, а Янош был моим сыном по крови. А теперь у меня уже нет ни сил, ни желания вырастить еще одно яйцо.

— Если бы я хоть минуту сомневался в этом, — произнес Гарри, содрогнувшись даже во сне, — поверь, я никогда не пришел бы сюда.

— Но все-таки ты здесь, и потому я умоляю тебя соблюсти формальности того древнего ритуала, о котором, ты говоришь так подозрительно и неуважительно.

— Значит, теперь ты умоляешь меня, — сказал Гарри, — а я все еще продолжаю задавать себе вопрос: каков твой интерес в этом деле?

— Но мы уже говорили об этом раньше! — перешел на крик Фаэтор. — Ну что ж, если я вынужден повторить снова... это отродье, этот сгусток моей крови, дитя моей человеческой сущности — Янош — вновь бродит в мире людей. Я не могу перенести подобное! Когда Тибор отчаянно пытался воскреснуть и возродиться вновь, кто пришел тебе на помощь и позволил оставить его там, где он был? Я! Ибо я люто ненавидел и презирал этого пса. А теперь пришла очередь Яноша, Ты спрашиваешь, в чем состоит мой интерес? А вот в чем. Когда ты победишь и уничтожишь его, тебе, возможно, доставит удовольствие вспомнить и рассказать ему о том, как помогал тебе его отец, который и сейчас радостно хохочет в своей могиле. Мне этого будет вполне достаточно.

— Что-о-о? — Гарри говорил (и соображал) в этот момент очень медленно и осторожно. — Но ведь это будет не правдой, ибо ни одной крупицы твоей нет ни в одной могиле! Ты же сгорел во время пожара, уничтожившего твой дом. Разве я не прав?

— Ты прекрасно знаешь, что это так! — воскликнул Фаэтор. — И все же я продолжаю оставаться здесь и обладаю способностью говорить — как иначе мы могли бы сейчас с тобой беседовать? Это моя тень, мой дух, отзвук давно затихшего голоса — вот что ты слышишь! Твой талант, твой дар, состоящий в умении общаться с мертвыми, сами по себе станут достаточно очевидными свидетельствами продолжения моей жизни!

Гарри какое-то время молчал. Он понимал, что платить все равно придется, что в данном случае неизбежен принцип “зуб за зуб”, “услуга за услугу”, что он не получит ровным счетом ничего, если сам в свою очередь что-то не отдаст, Фаэтор был готов помочь, можно даже сказать — настойчиво предлагал свою помощь, но обмен должен происходить по его правилам и на его условиях. Нет никаких сомнений в том, что, так или иначе, вампир своего добьется, ибо без него Гарри обречен на неудачу. Вот о чем он сейчас думал, но при этом старался скрыть свои мысли от Фаэтора.

— Ага! Теперь-то я понимаю! — неожиданно раздался ликующий голос. — Ты боишься меня, Гарри Киф! Меня, давно уже мертвого, сгоревшего и растаявшего в жертвенном пламени! Но почему? Почему именно сейчас? Что за это время изменилось? Мы с тобой знакомы давно и уже не в первый раз вместе делаем одно дело.

— Да, это так, — ответил Гарри, — но впервые я так тесно с тобой связан. Да, я бывал здесь и прежде, но не во сне, а наяву. И к тому же я всегда беседовал с тобой на большом расстоянии, а следовательно, никакой опасности в этом для меня не было. И если за свою жизнь я хоть что-то понял в сущности Вамфири, так это в первую очередь то, что они наиболее опасны именно тогда, когда возбуждены и взволнованны.

— Все эти пустые споры не приведут ни к чему, — едва ли не с безысходностью сказал вампир. Но, несмотря на все его попытки продемонстрировать “разочарование и усталость”, Гарри понимал, что Фаэтор не отступит от своего ни на шаг. А это означало, что из создавшегося тупика оставался лишь один выход.

— Хорошо, — со вздохом сказал он, — одному из нас придется все же уступить. Наверное, я совершаю глупость, но... да, я пришел сюда по доброй воле и по собственному желанию.

— Прекрасно! — тут же откликнулся вампир, и Гарри показалось, что он почувствовал, как тот облизал губы. — Это наиболее мудрое и приемлемое в данном случае решение. А почему, собственно, и нет? Если я вынужден соблюдать твои законы и обычаи, что мешает тебе соблюдать мои? — “О, этим существам очень нравилось побеждать, им доставляло удовольствие выиграть даже такую маленькую битву, как словесная дуэль. Хотя, возможно, это и к лучшему — теперь Фаэтор сможет уступить в других вещах.” А тот будто подслушал мысли Гарри:

— Что ж, теперь мы можем разговаривать на равных. Ты хотел встретиться со мной лицом к липу? Так будь по-твоему!

До этого момента сон был пуст и сер, совершенно невыразителен и лишен какой-либо субстанции — обычный обмен мыслями. Но теперь серое пространство зашевелилось, закрутилось и быстро превратилось в густой клубящийся туман, ровным слоем расстелившийся в свете тонкого рогатого месяца. Гарри сидел на стене, ноги его по щиколотку утонули в стелющемся по земле тумане. Перед ним, на груде каменных обломков, виднелась темная фигура Фаэтора, закутанная в широкий плат капюшон которого отбрасывал густую тень на лицо вампира. В темноте, подобно маленьким красным лампочкам, ярко горели лишь глаза вампира.

— Так тебе больше нравится, Гарри Киф?

— Это место мне знакомо, — ответил Гарри.

— Еще бы! Ведь это то самое место, только в том виде, какой оно примет в ближайшем будущем. Да-да, ибо я помимо прочих обладал и даром предвидения, увы, иногда этот дар подводил меня — в противном случае я не оказался бы в доме в ночь бомбежки.

— Вижу, бульдозеры здесь поработали на совесть, — произнес Гарри, оглядываясь вокруг. — По-моему, единственное, что осталось, — развалины твоего дома.

— В данный момент — да, — ответил Фаэтор. — Одиноко высящиеся руины среди грязи и обломков, которые вскоре превратятся в промышленный комплекс. И кто прислушается ко мне в этом грохочущем хаосе машин и железа? Как низко пало могущество вампиров в этом мире, Гарри Киф, если я обречен на подобное! Может быть, сейчас тебе легче будет понять, почему Тибор должен был погибнуть в муках и почему Яноша должна ожидать та же участь. Они могли обладать всем, повелевать миром, но они предпочли пренебречь мною, отказаться от меня. Так неужели я один обречен найти здесь свое убежище, вечно пребывать в одиночестве, всеми забытый и лишенный любви? А в это время один из них возвратился в мир и, возможно, сумеет захватить в нем власть! Может быть, даже Великую Власть! Я не успокоюсь, пока не узнаю, что Янош пал еще ниже, чем я, что он превратился в абсолютное ничто!