Проект «Аве Мария» - Энди Вейер

– Не знаю. – Рокки виляет туловищем. – Много вещей сломалось. Мой народ строил корабль в большой спешке. Не успели проверить, все ли работает правильно.

Проблемы с качеством из-за подпирающих сроков сдачи – такое встречается сплошь и рядом по всей Галактике.

– Я пытался заменить устройство. Не получилось. Пытался еще. Не получилось. Еще пытался. Не получилось. Тогда я направил корабль по следам астрофагов. Может, несколько штук пристанет к корпусу. Но наружный робот ничего не обнаружил. Астрофаги очень малы.

Туловище Рокки понуро съезжает вниз. Локти эридианца оказываются выше дыхательных щелей. Иногда он опускает корпус, когда грустит, но я еще ни разу не видел, чтобы наклон был таким глубоким.

– Не получилось. Не получилось. Не получилось. – Голос Рокки падает на октаву. – Я не ученый эридианец. Умные-умные-умные эридианцы погибли.

– Ну-ну… А ты посмотри на это с другой стороны, – утешаю я.

– Не понимаю.

– Во-первых, – говорю я, подплывая поближе к нему, – ты жив. И ты здесь. И ты не сдался.

– Я пытался так много раз. – Голос Рокки по-прежнему звучит низко. – Не получилось так много раз. У меня плохо с наукой.

– Зато у меня хорошо, – успокаиваю его я. – Я ученый землянин. А ты отлично строишь и чинишь механизмы. Вместе у нас все получится!

– Да. Вместе! – Туловище Рокки слегка приподнимается. – У тебя есть устройство для сбора астрофагов, вопрос?

Внешний блок сбора. Помню, как обнаружил его в свой первый визит в командный отсек. Тогда я глянул лишь мельком, но это наверняка то, что нужно.

– Да, у меня есть такое устройство, – отвечаю я.

– Облегчение! Я пытался очень долго. Много раз. Не получилось. – Рокки продолжает не сразу. – Много времени тут. Много времени один.

– Как долго ты пробыл здесь один?

– Нужны новые слова, – говорит Рокки.

Я открепляю ноутбук от стены. В ходе нашего общения ежедневно всплывают новые слова, но последнее время все реже и реже. Явный прогресс! Запускаю частотный анализатор, открываю файл с разговорником в Excel.

– Готов!

– Семь тысяч семьсот семьдесят шесть секунд – это «♪♫♪♪♪». Эрид делает один оборот за «♪♫♪♪♪».

Я тут же узнаю названную величину. Я вычислил ее, когда изучал часы Рокки. 7776 – это шесть в пятнадцатой степени! Столько секунд длится полный цикл эридианских часов! Они разделили свои сутки на очень удобное и (для них) метрическое количество секунд. Все логично.

– Эридианский день, – объясняю я и попутно заношу новое слово в разговорник. – Планета делает один оборот за «день».

– Понимаю, – откликается Рокки.

– Эрид делает оборот вокруг Эриданы за 198,8 эридианских дней. 198,8 эридианских дней – это «♫♪♪♫♪».

– Год, – перевожу я. – Планета делает один оборот вокруг своей звезды за год. Столько длится один эридианский год.

– Лучше использовать земные величины, иначе ты запутаешься. Сколько длится день на Земле, вопрос? И сколько дней в земном году, вопрос?

– Один день на Земле длится 86 400 секунд. Земной год состоит из 365,25 земных дней.

– Понимаю, – говорит Рокки. – Я здесь уже сорок шесть земных лет.

– Сорок шесть лет?! – У меня перехватывает дыхание. – Земных лет?!

– Я здесь сорок шесть земных лет, да.

Он провел в этой звездной системе больше лет, чем я живу на свете!

– А сколько… живут эридианцы?

– В среднем, – Рокки машет клешней туда-сюда, – шестьсот восемьдесят девять лет.

– Земных лет?!

– Да! – чуть резковато отвечает он. – Только земные величины. У тебя плохо с математикой. Поэтому только земные величины.

На мгновение я теряю дар речи.

– Сколько ты прожил лет?

– Двести девяносто один год, – Рокки замирает, видимо, проверяя свои расчеты. – Да. Двести девяносто один земной год.

Ну ничего себе! Парень старше, чем Соединенные Штаты! Он ровесник Джорджа Вашингтона! Причем по меркам эридианцев Рокки вовсе не старик. Получается, на Эрид есть по-настоящему пожилые эридианцы, которые родились аж во времена открытия Колумбом Северной Америки!

– Почему ты так удивляешься, вопрос? – недоумевает Рокки. – Сколько живут люди, вопрос?

– Это земная гравитация, вопрос? – спрашивает Рокки. Его шар стоит на полу возле пилотского кресла.

Я проверяю контрольный экран центрифуги. Мы достигли полной скорости вращения, а барабаны выпустили кабель на всю длину. Обитаемый отсек успешно завершил поворот на сто восемьдесят градусов. На схеме виднеются две половины корпуса в фазе полной отстыковки. Мы равномерно вращаемся в вакууме. Строка «Гравитация в лаборатории» гласит: 1,00 g.

– Да, это земная гравитация, – подтверждаю я.

Рокки переминается с ноги на ногу, от чего шар немного катается туда-сюда.

– Несильная гравитация. Какое у нее значение, вопрос?

– Девять целых восемь десятых в секунду каждую секунду.

– Несильная гравитация, – повторяет он. – На Эрид гравитация 20,48.

– Очень мощная гравитация, – замечаю я.

Впрочем, это не удивительно. Некоторое время назад Рокки подробно рассказывал об Эрид, в частности, о ее массе и диаметре. И я уже тогда понимал, что эридианская поверхностная гравитация примерно в два раза превышает земную. Но все же приятно убедиться в верности собственных расчетов.

И еще одна любопытная деталь: масса Рокки составляет 168 килограмм. Значит, на родной планете весы покажут ему чуть ли не 800 фунтов! А поскольку это привычная для парня среда, он наверняка передвигается в ней совершенно спокойно. Восемьсот фунтов, которые бегают без малейших усилий. Делаю себе мысленную заметку: никогда не устраивать соревнований по армрестлингу с эридианцами!

– Итак, – говорю я, откидываясь на спинку пилотского кресла, – каков наш план? Летим к линии Петровой и соберем немного астрофагов?

– Да! Только сначала я делаю себе пространство из ксенонита. – Рокки указывает в отверстие люка, ведущего вниз, в остальную часть обитаемого отсека. – В основном в комнате для сна. А еще туннели в лаборатории и маленькое пространство в командной комнате. Можно, вопрос?

– Да, конечно. – В самом деле, не сидеть же парню все время в шаре! – А где ксенонит?

– Части ксенонита в мешках в комнате для сна. Жидкости. Смешиваю. Превращается в ксенонит.