Любовь. И более… - Олег Бажанов

– Вопрос, – продолжил сидящий за столом, возвращая фотографию в папку с документами, – почему ты, гражданин Разанов, водишь за нос следствие? Ты ведь преступник. И мы это докажем!

Он снова нехорошо посмотрел на сидящего напротив Алексея.

– Не убивал я никого! – вызывающе сверкнул глазами тот.

– Нервы побереги, Разанов, – холодно посоветовал новый следователь. – Не ты один у нас такой невинный. Все раскалываются.

Крепыш с волосатыми руками попытался улыбнуться. Но улыбка вышла более похожей на оскал крокодила.

На лице сидящего за столом недовольство сменилось озабоченностью.

– Вот тут всё идёт бумажная волокита, – понизив тон, будто извиняясь, произнёс он, указывая глазами на папку с бумагами. – Заступаются. Просят за тебя. Но будь уверен, Разанов, – я сделаю всё, что в моих силах, чтобы добыть твои признания. И все твои связи не помогут.

Пообещал и стал складывать документы в свой портфель.

– Я сейчас в прокуратуру. А ты, Алексей, подумай насчёт своего здоровья. Доброго следователя у тебя больше не будет. Теперь считай это своим последним шансом. А в случае чего… сам понимаешь – не обижайся!..

Не договорив, мужчина поднялся из-за стола и вышел не попрощавшись. Следом за ним направились старый и новый следователи, оставив дверь неплотно прикрытой.

– Этот гад должен во всём признаться! – донеслось до Алексея из коридора. – За это ты мне ответишь головой, Роман Николаевич!

– Понял я. – Это был голос нового следователя.

– И не разводи сантиментов. Не миндальничай. Сегодня главный вопрос – времени. И он стоит ребром – кто кого! Он – враг. А мы должны быть беспощадны к врагам! Он должен рассказать тебе всё! Ты понял?

– Понял. Разрешите применить жёсткие методы допроса?

– Ну, не очень там… По лицу не бить.

Новый следователь был груб и прямолинеен, как движущийся на скорости локомотив.

– Вы – наёмники – действуете все по классической схеме заказного убийства, – говорил он, словно Алексея уже признали преступником, – ограничиваете следствию пространство для маневра: оружие одноразовое, перчатки тоже, средство от собак и так далее. Некоторые, типа тебя, даже машины с трупами сжигают. Но на этот раз прокольчик вышел, Алексей Иванович! – Следователь некрасиво рассмеялся. Его глухой смех походил на клёкот индюка. – Взяли мы тебя! Тёпленького. Скрутили на месте преступления! А ты, поганец, хотел убить ещё двух уважаемых людей! Что молчишь, сволочь? Мы всё про тебя знаем, урод!

– Иногда молчание – лучший ответ. – Видя, как следователь распаляет сам себя, Алексей хоть и решил не поддаваться на провокацию, но не сдержался.

Следователь, подойдя ближе, противно оскалился в улыбке, обнажив жёлтые и крупные, как у бобра, передние зубы. Неожиданно, без предупреждения он коротко двинул крепким кулаком Алексея в грудь в районе сердца. Сердце, соскочив с ритма, сбило дыхание. Не хватило воздуха. Голова закружилась. Острая ноющая боль прошла по всему телу до кончиков пальцев рук и ног и вернулась обратно к сердцу. Алексей, глубоко вдохнув и сделав медленный выдох, перетерпел эту боль.

– Ты у меня ещё орать будешь, так орать будешь, моля о пощаде, что в штаны наложишь от страха и боли! Всё расскажешь! – раздражённо кричал над ухом следователь. – А потом я отдам тебя в камеру, где сидят братки того пахана, на кого ты руку поднял, сука! Представь, что они с тобой сделают?

Угрозы не произвели на Алексея ни малейшего впечатления. Он думал совсем о другом. Пиджак на следователе был расстёгнут, и Алексей заметил красно-коричневую ручку пистолета, торчащую из стандартной наплечной кобуры. Он прикинул вариант: бросок, захват, удар ладонью в горло, и пистолет в руках. Но дальше уже придётся стрелять…

Но следователь, словно опытная легавая, глядя в глаза жертве, будто почуял неладное – вызвал охрану и приказал надеть на Алексея наручники. Ему завели руки за спину и застегнули.

– Итак, гражданин Разанов Алексей Иванович, – произнёс довольный Молчанов, – предлагаю тебе только поставить подпись. Протокольчик мы уже за тебя накатали – не поленились. Там всё – правда. Хочешь почитать?

– Сам писал, сам и подписывай! – снова не сдержался Алексей. Желание прибить беснующегося хама брало верх.

– Что-о?! – Следователь вскочил из-за стола, подбежал к сидящему на стуле Алексею, замахнулся, примеряясь ударить ребром ладони по шее. Алексей легко уклонился, резко вскочил на ноги и врезал мучителю ногой в пах. Тот согнулся, как старая бабка, закряхтел. Алексей, не раздумывая, нанёс удар коленом в лицо, как это делала Ольга, с оттяжкой, будто по мячу. Следователь, крякнув, отлетел к дальней стене кабинета, глухо упал, ударившись затылком о шершавую поверхность, и затих, закатив глаза.

Алексей, приложив усилие до хруста в суставах, вывел сцепленные наручниками за спиной руки вперёд, подошёл к пребывающему без сознания блюстителю закона, обыскал карманы.

Достав мобильный телефон, по памяти стал набирать кодовый номер. «Джокер!», – мысленно подбадривал он себя, нажимая цифры в нужном порядке.

– Дежурный по управлению слушает! – после первого гудка отозвалась трубка низким голосом.

– Говорит «Каракурт», – словно отдавал рапорт командиру, чётко и раздельно произнёс Алексей. – Личный номер: 27458…

Он кружился на спине, отчаянно работая ногами и закрывая руками лицо и грудь, среди яростного, осатанелого мата, среди сыпавшихся ударов обутых в тяжёлые твёрдые берцы ног и резиновых дубинок. Отворачивая от ударов лицо, краем зрения он видел оскаленные то ли в азарте, то ли в дикой ненависти лица охранников. Боли он почти не чувствовал. Но вот кто-то схватил его за руки, и он получил сильный удар в пах, от которого сжался в комок. Терпеть такую боль не было силы. Он закричал, вложив в срывающийся остервенелый крик всю боль и безысходность своего положения…

Не кровь изо рта и носа, а боль в паху не давала Алексею дышать, зажимая сердце и мозг тисками, заставляя кататься по полу под ударами жёстких ботинок и милицейских дубинок. Сознание стало мутиться. Алексей на мгновение успел перехватить глоток воздуха окровавленным ртом прежде, чем закрылись глаза…

Он перестал чувствовать своё тело, впал в состояние, где нет ни желаний, ни страхов – ничего, кроме покоя и умиротворения. Оказывается, физическая боль имеет предел, через который она не может идти дальше. Душа Алексей вырвалась за рамки плоти, перешла границы тела и воспарила над происходящим, над болью, перетекая во что-то лёгкое и светлое.

Последнее, что он помнил, – его перестали пинать…

Темнота. Тусклый свет. Открыв глаза в холодном карцере, он ничего не почувствовал. Ничего, кроме боли. Сознание ещё туманилось. Алексей усилием воли попытался взять под контроль плывущие вокруг стены и потолок. Они остановились и приняли чёткие очертания, но гудящая голова ещё кружилась. Алексей пошевелился, и боль как удар молнии пронзила всё тело, заставив прикусить губу, чтобы не застонать. Он попытался сесть, но не смог сделать это с первого раза. Он сделал ещё одну попытку и не сдержал стона – болело всё. Впереди ещё не один допрос, – возникла откуда-то издалека, словно чуждая, мысль. Будь, что будет… И когда он подумал, что больше не выдержит, сдастся, потому что дошёл до собственного предела, пришло понимание, что если он подпишет бумаги, там, впереди его ждёт пустое пространство, где уже никогда не будет Ольги. Не будет ничего. Нет, он не станет ничего подписывать! Собрав всю силу воли, Алексей сел на нарах. После минутной слабости пришла уверенность и желание стоять до конца. И физическая боль понемногу отступила, освободив место странному и непривычному ощущению свободы, будто он сам воспарил над избитым телом. Теперь Алексей был готов вынести ещё один допрос…