Соколиная охота - Сергей Шведов

Для осады замка Вельпон сеньорам удалось собрать почти четыре тысячи мечников. Но когда конница прибыла под его стены, вдруг выяснилось, что никто не собирается противостоять объединенным силам, ибо старый граф находится при смерти и никого из посторонних за стенами нет. В этом графы убедились собственными глазами, когда навестили престарелого отца покойной Юдифи. Им оставалось только недоуменно разводить руками да спрашивать себя, куда же могли исчезнуть из Нейстрии сто викингов и более двух сотен мечников герцога Людовика.

К счастью, а может быть, и к сожалению, следы королевы Тинберги и ее сына отыскались довольно быстро. Беглецам дал приют граф Эгленбард Реймский, решивший в непростой ситуации сохранить верность королю. Удивляться поведению сеньора Эгленбарда не приходилось, ибо он был женат на дочери Тьерри Вьенского, которой королева Тинберга доводилась родной теткой.

Увы, мятеж захлебнулся, едва начавшись, и сеньорам оставалось лишь подсчитывать грядущие убытки, ибо о том, чтобы осаждать Реймс, один из самых укрепленных городов Нейстрии, не могло быть и речи. Сохранялась, правда, робкая надежда на то, что король Людовик откликнется на призыв нейстрийских мятежников и окажет им вооруженную поддержку. На это уповали и Адалард Парижский, и Роберт Турский и даже далеко не глупый Эд Орлеанский. Что же касается Раймона Лиможского, то он решил, что пора возвращаться в Аквитанию, где климат мягче и не так отчетливо пахнет кровью и смертью.

– Это похоже на предательство, дорогой Раймон, – упрекнул его граф Орлеанский.

– Ты не прав, благородный Эд, – возразил ему Рюэрг. – Вы преследовали в этом мятеже свои цели, я – свои. К сожалению, ни мне, ни вам не удалось добиться успеха. В отличие от тебя, я не считаю Карла Лысого своим врагом, чего не могу сказать о Людовике Тевтоне.

– Мне бежать некуда, – нахмурился Орлеанский. – Я буду держаться за свои земли до конца.

– Я от души желаю тебе успеха, Эд, но имей в виду, королева Тинберга не из тех женщин, которые прощают своих врагов.

– Я это знаю, граф Раймон, – резко развернулся на каблуках Орлеанский. – Счастливого пути.

Раймон не боялся гнева короля Карла. В Париж он приехал с малой дружиной и уже хотя бы по этой причине не мог существенно повлиять на ход событий, происходивших там. Во всяком случае, граф Лиможский мог смело это утверждать, не боясь быть уличенным во лжи, ибо уличать его в сущности было некому. Не станет же Карл слушать мятежников. Впрочем, и мятежники не смогут утверждать, что мечники Раймона участвовали в осаде королевского замка и разгроме усадьбы коннетабля. Всю грязную работу граф Лиможский передоверил другим и теперь с полным основанием мог рассчитывать на то, что сумеет выйти сухим из воды.

К сожалению, ему не удалось сдержать слово, данное сначала беку Карочею, а потом монсеньору Николаю, но тут уж не его вина. Граф Раймон сделал все, что в человеческих силах, в остальном – воля божья.

Пожалуй, только в Реймсе Олегаст осознал всю тяжесть понесенной потери. Отца своего он не знал, но был очень привязан к матери, да и смерть отчима юный граф Анжерский не мог оставить безнаказанной. Граф Руальд Неверский должен был умереть, чтобы Олегаст мог спать спокойно. Сложность была в том, что у Олега не было собственной дружины, чтобы покарать предателей. Графом Анжерским он числился только номинально, ибо Анжером и прилегающими к городу землями до сих пор твердой рукой управлял коннетабль Гарольд. Теперь город и графство находились в руках мятежников, а его население не спешило выразить сеньору Олегасту свою преданность, ибо многие родственники графа Гонселина, прежнего сеньора города Анжера, не видели в юном Олегасте наследника славных дел своего отца.

Виной тому был человек, который сейчас сидел за пиршественным столом в замке графа Эгленбарда Реймского и спокойно пил из серебряного кубка красное вино. Этот человек был сказочно богат, а его дружина насчитывала не менее пятисот викингов, много чего повидавших. Пожалуй, только он мог помочь Олегасту свести счеты со своими врагами. Однако юный граф не рискнул напрямую обратиться за помощью к ярлу Драгутину, а решил использовать в качестве посредника сеньору Анхельму. Она была женой майордома Геррика, погибшего при обороне королевского замка, и уж конечно, хотела, чтобы смерть ее мужа не осталась безнаказанной.

– Но ведь это невозможно, граф Олегаст, – нахмурилась Анхельма. – Тебе едва исполнилось пятнадцать лет, твои враги – могущественные сеньоры, бросившие вызов королю. Ты что же, собираешься взять штурмом Париж?

– А ты полагаешь, что это невозможно? – прищурился Олег. – Я не прошу у ярла Драгутина армию, мне нужно всего лишь пятьдесят мечников, чтобы посчитаться со своим главным врагом, Руальдом Неверским.

Анхельма с удивлением и даже испугом глянула на юного графа. Этот мальчик слишком рано стал взрослым, и виной тому не только обстоятельства, но и старания королевы Тинберги, которой не терпелось узнать волю богов. Что ж, боги дали ответ, вот только Анхельма не была уверена в его правильном толковании. За пятнадцать лет дочь центенария Гуго прошла немалый путь в постижении истины, но и ведуньи самого высокого ранга посвящения могут ошибаться в своих пророчествах.

– Ты хочешь сказать, что этот отрок – сын Велеса? – удивленно глянул на сеньору варяг.

Драгутин помнил Анхельму юной и жадной до любовных утех, а сейчас перед ним стояла женщина, умудренная жизненным опытом. Она должна понимать, что подобными пророчествами не бросаются и что непосильная ноша, взваленная на плечи отрока, может сломать его раньше, чем он станет мужчиной.

– А разве не эту цель ставили Сенегонда и Юдифь, когда принуждали Хирменгарду и Тинбергу к соитию с ближниками Чернобога?

– Положим, они их не слишком принуждали, – усмехнулся Драгутин.

– Я удивлена твоему легкомыслию, боготур, – обиделась Анхельма. – Ты принял участие в таинстве, не думая о его последствиях.

Вероятно, ведунья была права в своих претензиях к Драгутину. Но это было так давно, что многое из происходившего тогда уже выпало из его памяти. В конце концов, боготур служил Велесу мечом и толкование воли богов не входило в круг его обязанностей. Пусть этим занимаются волхвы и кудесники.

– Я полагал, что этот мальчик – мой сын, – пожал плечами Драгутин.

– А разве ты не носишь в себе силу бога?

– Но не всякий сын боготура, даже зачатый во время таинства, является сыном бога. Ты слишком торопишься, Анхельма. Пока этот отрок не совершил ничего, что дало бы повод считать его избранником богов.

Для Драгутина семья и дети были понятиями отвлеченными. Вот уже почти два десятка лет он не выпускал из рук оружия. Его стихиями стали море и битва. Он повидал много стран и уже почти забыл свою родину. Бог Велес ни разу не покинул его в бою, но сам боготур обращался к нему крайне редко. В этом просто не было необходимости. Все, что ему нужно было в этом мире, ярл Драгутин добывал сам. Ему уже исполнилось тридцать семь лет, но до сегодняшнего дня он ни разу не задумывался о том, какой след оставит после себя на земле и можно ли считать его жизнь достойной того высокого звания, которое ему даровал Велес. Юный Олегаст мог стать ответом на этот вопрос, а мог и не стать. Это могло решить только время, и Драгутин вовсе не собирался его подгонять.