Луиза Вернье - Розалинда Лейкер

Зачем она пришла сюда? Ведь мадам Пальмир совсем недавно нашила ей целую кучу платьев. Может, поняла, что только в нарядах Уорта сможет выглядеть особенно элегантно? Стефани всем сердцем надеялась, что они с Пьером еще смогут примириться. После той ссоры у них произошел серьезный разрыв, но перед его отъездом в Италию они сделали вид, будто позабыли все происшедшее. Накануне войны Стефани потянулась к нему, мучительно надеясь на примирение, и он страстно заключил ее в объятия, заставив поверить, что он все-таки питает к ней более или менее глубокие чувства.

Стефани покосилась на Луизу, которая делала записи в блокноте. Да, любому мужчине непросто забыть такую женщину. Этот профиль, эти необыкновенные чарующие глаза, длинная белая шея, прекрасная фигура. Но жена есть жена, а старая любовница рано или поздно исчезнет из его жизни, даже несмотря на то что родила от него ребенка.

— Сняли все мерки? — выговорила она с усилием. — Хорошо. — Она заправила волосы под шляпку и взяла у Луизы свой зеленый шелковый зонтик. — Полагаю, вы будете делать примерки, как и у Гажелена?

Луиза спокойно на нее посмотрела.

— Если хотите, мадам.

— Хочу. До свиданья.

Теперь, когда Пьер вот-вот должен вернуться, Стефани был необходим друг, который укрепил бы ее веру в себя и в свою способность устранить возникшее между ними отчуждение. Луиза — девушка сильная, она помогала ей и раньше. Ситуация щекотливая, но Стефани почему-то казалось, что она поступает очень разумно.

Палящее лето медленно подкатило к августу. Домой стали возвращаться французские войска, одержавшие победу в итальянской кампании. Мари носилась по дому, подготавливаясь к смотру большого парада. Она радостно щебетала с Жаном Филиппом.

Жан Филипп, которому было уже три года, восторженно смотрел на нее, восхищаясь не столько ее словами, сколько ею самой.

Перед уходом Мари перебросилась парой слов с мужем:

— Ты ведь позволишь своим подчиненным выйти на балкон, когда парад будет проходить по улице? — требовательно спросила она.

Он снисходительно хмыкнул:

— Даже если бы мне не хотелось доставить тебе такое удовольствие, моя голубка, разве я смогу справиться со всеми этими женщинами, и с продавщицами, и с клиентками, которые непременно ринутся поглазеть на нашу бравую солдатню?

Она со смехом взяла лежавшие на столе букеты для себя и для ребенка и уже собралась поцеловать мужа на прощание и уйти, но он задержал ее, нежно сжав в объятиях. Мари была очаровательна, и в который раз Чарльз счел преступлением то, что ей приходится прятать свои прекрасные волосы, уложенные в узел, под дурацкий назатыльник, который традиционно уродовал женские шляпки безобразнейшими оборками.

— Сними шляпку, — нежно попросил он. — Мне не нравится назатыльник.

— Что с ним не так? — встревожилась она, развязывая ленты.

— Только то, что он есть, — уклончиво ответил он. — Только и всего. — Он взял ножницы, и она ахнула от изумления, когда он распорол нитки, которыми был пришит разноцветный кусок шелка. Одним движением своих ловких пальцев он соорудил из отрезанной ткани плоский бант, прикрепил его к тулье шляпки и торжествующе покрутил на указательном пальце преображенный головной убор. — Вуаля! Теперь сам император сможет полюбоваться великолепными волосами моей жены.

Мари была довольна. Она склоняла голову то так, то эдак, рассматривая себя в ручное зеркальце. Теперь действительно были видны волосы, ими она по праву гордилась. И Мари с легким сердцем вышла из дома с сыном.

У входа их дожидался Гастон, переполненный впечатлениями от увиденного. Все улицы в Париже были украшены флагами, знаменами и триумфальными арками, а балконы затянуты тканями. На Вандомской площади они заняли зарезервированное место на одной из трибун, специально воздвигнутых для тысяч зрителей. Мари слышала, как женщины сразу стали обсуждать ее шляпку, как всегда шептались по поводу ее великолепных платьев. Она улыбалась. Мари даже не сомневалась, что уже к завтрашнему утру будет искромсана не одна шляпка. Она заметила неподалеку Стефани де Ган, они поздоровались. Как странно, думала Мари, что Стефани с Луизой возобновили свое прежнее знакомство У Стефани есть все основания ненавидеть Луизу, да и Луизе все это должно казаться чрезвычайно странным.

На Жана Филиппа произвело незабываемое впечатление то, что они сидят на трибуне на Вандомской площади.

— Смотри! — сказала Мари, показывая на вход в министерство юстиции, где под балдахином с золотой бахромой на фоне малинового бархатного занавеса с золотыми наполеоновскими пчелками показалась величественная дама. — Это императрица.

Вся площадь наполнилась звуками военного оркестра, возглавлявшего парад, их инструменты сверкали на солнце, когда они показались во всем своем поражающем взор великолепии. Жан Филипп затаил дыхание от восторга.

Прошел последний ряд музыкантов, вслед за которыми на приличествующем расстоянии, сверкая золотом треуголки и эполет, ехал сам император впереди марширующей колонны, как всегда, глядя перед собой с ничего не выражающим лицом и великолепно управляя лошадью. Когда копыта его лошади аккуратно прошлись по цветам, Луизе пришла мысль, что он, должно быть, безумно наслаждается устроенным ему восторженным приемом. За ним следовала длинная колонна кавалерии, растянувшаяся до бульвара Капуцинов, походившая на бесконечную гигантскую гирлянду необыкновенной ширины: у всех офицеров и солдат были цветы и букеты в руках или на штыках винтовок. Прямо под балконом проплыли сверкающие шлемы и развевающиеся белые плюмажи Са-Гард, и, как ни разглядывала их Луиза, она все равно не рассчитывала увидеть среди них Пьера, но ее утешало, что он точно среди них. Она бросила последние остававшиеся у нее в руках цветы, и Роберт достал из корзины другие и передал ей. Он вернулся в Париж после поездки в Англию и теперь позволял себе фамильярно обнимать Луизу за талию.

— А вечером мы устроим свой праздник, ты и я, — напомнил он.

— Жду не дождусь, — ответила Луиза, и это была правда.

С Вандомской площади докатился оглушительный крик одобрения. Император величественно пришпорил коня, чтобы отдать честь своим верным полкам, завоевавшим ему победу, принял из рук императрицы наследного принца и усадил его перед собой в седле. «Дитя Франции», как называли его в народе, был в форме императорской гвардии. Маленький мальчик со всей серьезностью скопировал жест отца в знак уважения к параду, что необычайно взволновало толпу. Еще никогда народ так не любил императорскую семью, как в этот знаменательный день.

Ночью весь Париж высыпал на улицы танцевать. Все кафе и рестораны были переполнены, повсюду, где только можно, ставили столики, даже на тротуарах. Война прошла, и город остался таким же веселым и сумасшедшим, таким же неутомимым в погоне за наслаждениями. Исполняющие канкан танцовщицы, поддавшись пьянящему настроению, сбрасывали свои юбки, приводя в неистовый восторг мужчин, повсюду беспрестанно хлопали пробки от шампанского, вспотевшие повара готовили одно блюдо за другим, выполняя заказы официантов, и по всему городу звучали мелодии Оффенбаха и Штрауса. Роберт еще накануне заказал в ресторане столик, довольно уютно расположенный в уединенном углу, и они роскошно поужинали. Когда подали кофе, он подвинулся к Луизе поближе и взял за руку.