Холод южных морей - Юрий Шестера

Между тем ветер заметно засвежел, когда промышленники на китобойном судне доставили на шлюп «Мирный», который был ближе к берегу, шкуру огромного морского слона, которую просил добыть капитан Беллинсгаузен. Эти самоотверженные люди даже с опасностью для жизни исполнили данное ему обещание, так как неожиданно нашедшая пасмурность с мелким дождем стала непроглядной.

Лазарев по просьбе Фаддея Фаддеевича дал промышленникам компас и указал румб, по которому надлежало им возвратиться. Кроме того, наделил их провиантом и ромом, в которых они так нуждались.

Неисповедимы пути Господни… Маленькими ручейками со всех концов планеты стекаются, а то и просачиваются каплями, образуя потоки конфиденциальной информации, оседающей в департаментах Министерства иностранных дел Российской империи. Просеиваясь сквозь фильтры из десятков опытных чиновников, она в концентрированном виде отражается в справках, предназначенных для докладов министра Его Императорскому Величеству.

После очередного доклада о состоянии русско-английских отношений министр иностранных дел граф Нессельроде положил перед государем копии документов британского министерства иностранных дел с сопроводительной запиской генерального консула в Рио-де-Жанейро Лангсдорфа и копию донесения королю губернатора Новой Голландии Маквария.

Александр I, пробежав взглядом документы и сделав несколько пометок в них, поднял глаза на министра.

— Поясните мне, уважаемый Карл Васильевич. В этих документах упоминается о неком якобы опытном разведчике… — он заглянул в один из них с его пометкой, — Шувалове. Во всех документах это одно и то же лицо?

— Совершенно верно, Ваше Императорское Величество.

— Он, случайно, проходит не по вашему ведомству?

— Нет, Ваше Императорское Величество. В записке господина Лангсдорфа упоминается о том, что господин Шувалов является поручиком лейб-гвардии Преображенского полка и в настоящее время находится в Антарктической экспедиции Беллинсгаузена в качестве его помощника по ученой части.

— Гвардия… — и по лицу императора пробежало выражение глубокого удовлетворения. — Стало быть, все-таки гвардия… — И после непродолжительной паузы неожиданно поинтересовался: — Получается, что господин Шувалов, ко всему прочему, имеет отношение и к ученым делам?

Нессельроде вздрогнул, как от удара хлыстом. «Недотепы канцелярские! — с гневом вскинулся он. — Чинодралы поганые! Не соизволили подготовить справку о лице, упоминаемом в документах, представляемых императору. Да и я, старый дурак, упустил это из вида… А вот государь в отличие от меня ничего не упускает!» — сокрушался он.

Пауза заметно затянулась, и император усмехнулся про себя: «Не готов к ответу, дорогой граф! Промашка вышла. А ведь это редко с тобой случается. Видать, и на старуху бывает проруха…»

— Как следует из донесения королю генерала Маквария, — наконец-то нашелся министр, — принадлежность к ученому миру является надежным прикрытием активной разведывательной деятельности Шувалова.

Александр I кивнул головой в знак согласия и позвонил в колокольчик. В дверном проеме выросла фигура дежурного генерала.

— Распорядитесь подготовить мне материалы о поручике Преображенского полка Шувалове. Все, какие есть.

Это была пощечина министру иностранных дел. За упущение по службе.

* * *

Государственный аппарат Российской империи, вопреки существовавшему в определенных кругах мнению, работал четко и оперативно. Во всяком случае, уже через день после памятного доклада Нессельроде императору были представлены аккуратно подобранные стопки материалов под общим названием «Дело поручика гвардии Шувалова А. П.»

Прочитав название, Александр I усмехнулся: «У нас любые сведения о лице, вызвавшем “высочайший” интерес, тут же облекаются в форму “дела”, независимо от того, кого они касаются: преступника или героя. Инстинкт чиновного самосохранения: кто его знает, что на уме самодержца, как бы чего худого не вышло… — И удрученно вздохнул: — Этого порядка уже не переделаешь, это уже на века…»

Он взял в руки тоненькую папку из департамента гвардии и с интересом ознакомился с личным делом поручика лейб-гвардии Преображенского полка Шувалова Андрея Петровича. Хорошо подготовлен… любознателен… исполнителен… обладает хорошими организаторскими способностями… честен… с офицерами полка поддерживает нормальные дружеские отношения… перспективный офицер. «Слава Богу, что не дебошир и не пьяница, — удовлетворенно заключил император. — А главное, не похож на авантюриста, любителя острых ощущений».

Однако, быстро пробежав глазами, как это он умел делать, следующий документ, Александр I был поражен не столько его содержанием, сколько резолюциями: «Не из нашего ведомства, а посему годен лишь для ознакомления» и ниже размашистое, с чернильными брызгами, наискось по тексту представления категорически самодовольное «Отказать». В чем? В повышении в чине поручика гвардии Шувалова за заслуги, перечисленные главным правителем Русской Америки. Когда тот же результат постиг и следующее представление, поступившее в департамент гвардии через три года, о награждении Шувалова орденом Анны III степени за успешное обследование Кентерберийской долины Южного острова Новой Зеландии, император в гневе встал из-за стола и стал широкими шагами мерить просторный кабинет.

Возникло острое желание тут же вызвать зарвавшихся руководителей гвардии «на ковер». Но он хорошо запомнил наставление своей горячо любимой бабушки, императрицы Екатерины Великой, что гнев не лучший советчик. Да к тому же он еще с детства не возлюбил своего отца, императора Павла I, подверженного вспышкам неправедного гнева. Поэтому он благоразумно решил, что это тема для отдельного «разговора» с гвардейцами.

Приняв решение, несколько успокоился и, сев в кресло, придвинул к себе стопку с материалами из Петербургской академии наук.

Первый же документ «Письмо камергера Резанова… президенту Петербургской академии наук» вызвал грусть. Ведь Резанов был одним из любимых его приближенных, на которого он возлагал столько надежд… Талантливый организатор, умница, уверенно шедший к креслу канцлера, которому можно было поручить решение самых трудных, запутанных дел, требующих нетривиальных подходов. И надо же было такому случиться, что тот скоропостижно скончался в самом расцвете сил в далеком Красноярске за тысячи верст от Петербурга. Какая несправедливость! И император откинулся на спинку кресла, заново переживая тяжелую утрату.

Несколько успокоившись, начал читать, все более и более вдохновляясь. Ай да молодцы! Утерли нос надменным испанцам, отыскав неизвестные письмена у вершины Тенерифского пика! Каково?! Испанцы триста лет владели Канарскими островами, а так и не удосужились по-настоящему обследовать их. А наши удальцы отыскали-таки таинственные надписи! Умел все-таки умница Резанов преподносить факты в столь необычных ракурсах.

Стоп, стоп! Лангсдорф… Не тот ли это? Император пододвинул стопку бумаг Министерства иностранных дел, которую отложил в сторону, ибо уже знал ее содержание по докладу Нессельроде, и, быстро найдя свои пометки, удовлетворенно воскликнул: «Он, точно он! Генеральный консул в Рио-де-Жанейро коллежский советник Лангсдорф Григорий Иванович. Это же надо — ученый и дипломат! Каких талантов человек!»