Антрополог на Марсе - Оливер Сакс

Мы сели в автомобиль Темпл с приводом на четыре колеса, который, как я рассудил, весьма подходит для поездки в гористую местность. Когда мы приблизились к парку, дорога сузилась и стала взбираться в гору, петляя между крутыми участками. Внизу виднелись ущелья, в которых бурлила и клокотала вода. Склоны гор были отданы царству вечнозеленых растений, папоротников и мхов. Я постоянно пользовался биноклем и издавал восхищенные возгласы при каждом повороте дороги.

Когда мы въехали в парк, то оказались на обширном плато, откуда открывался прекрасный вид на Скалистые горы с заснеженными вершинами, хотя они и отстояли от нас на добрую сотню миль. Я поинтересовался у Темпл, ощущает ли она их величественность. «Красивые горы, — ответила Темпл, — а величественность — она пожала плечами, — оценить не могу». Отвечая на мой недоуменный вопрос, она пояснила, что многие слова ставят ее в тупик, и чтобы понять их, она не раз прибегала к толковому словарю, но только почти впустую. «Помню, — сказала Темпл, — наряду с такими словами, как „поразительный“, „непостижимый“, „таинственный“, я как-то пыталась понять, что значит слово „величественный“, но в словаре все эти слова объясняются маловразумительными синонимами». «Горы красивые, — повторила Темпл, а затем, помолчав, продолжила, как мне показалось, с тоской и даже с горечью в голосе: — Но они не вызывают у меня того чувства, которое возникает у неаутичных людей при виде красивого зрелища. В этом парке я в первый раз. Правда, Скалистые горы видела и до этого, но лишь однажды, по случаю, хотя и живу в Форт-Коллинсе уже несколько лет».

Спустя некоторое время Темпл высказала похожую мысль: «Когда вы смотрите на цветы или на журчащий ручей, я вижу, что это доставляет вам удовольствие, но меня эти красоты не трогают». Я вспомнил, как накануне, в субботу вечером, когда любовался заходом солнца, опускавшегося за близлежащие горы, Темпл заметила: «Вы любуетесь ярким зрелищем. Я знаю, что оно привлекательно, но оно не задевает меня за живое». Она добавила, что ее отец столь же равнодушен к красотам природы.

Мне вспомнился и наш разговор, состоявшийся в пятницу поздно вечером, когда мы с Темпл прогуливались. «Когда я смотрю на звезды, — сказала она тогда, — то знаю, что должна испытывать благоговение перед ними, но ничем подобным не проникаюсь. Правда, звезды наводят на размышления о вселенной. Я не раз размышляла о Большом взрыве, благодаря которому, как утверждают некоторые ученые, образовалась наша вселенная». «А вы ощущаете ее необъятность?» — спросил я. «Ее необъятность я понимаю рассудком, — ответила Темпл, а затем, помедлив, продолжила: — А какое место занимают в ней люди? Является ли смерть концом нашего бытия? Вероятно, во вселенной существуют высшие силы, которые распоряжаются нашими судьбами». Такие высокие мысли не характерны для аутичного человека. Тогда, я помню, задумался: были ли мысли Темпл лишь результатом работы разума или она все-таки вкладывала в них хоть какие-то чувства?

Пока я вспоминал наши с ней предыдущие разговоры, машина забиралась все выше и выше в горы. Вскоре мы увидели горное озеро, и я выразил желание искупаться (меня всегда привлекали экзотические озера, и я не прочь поплавать в Байкале и Титикаке), но Темпл сказала, что пора возвращаться. В тот день я уезжал, и Темпл сочла, что мне нужно собраться в дорогу не торопясь. На обратном пути мы ненадолго остановились, и я с удовольствием послушал пение птиц и лишний раз полюбовался горным пейзажем. Оказалось, что Темпл знает названия всех растений, но, как она заявила, они не привлекают ее. Когда мы выехали из парка, я увидел сбоку, внизу дороги, широкую полосу воды и попросил Темпл остановиться: я все-таки решил искупаться. Выбравшись из машины, я стал опускаться вниз по откосу. «Стойте! — внезапно крикнула Темпл. — Здесь водосток. Вас унесет к плотине». Я посмотрел вниз, пригляделся. На самом деле, стремнина. С таким течением, пожалуй, не справиться. Я полез вверх. Темпл вздохнула с нескрываемым облегчением. Позже она позвонила подруге и сообщила ей, что спасла мне жизнь.

На пути в Форт-Коллинс мы продолжили разговор о проявлениях аутизма. Темпл мне рассказала о знакомом музыканте, страдающем аутизмом, который обладает даром безошибочной имитации. Какой бы сложной ни была пьеса, он тут же повторяет ее в точности и делает те же ошибки, что и пианисты. Я, в свою очередь, рассказал Темпл о Стивене Уилтшире, аутичном художнике. Мы вспоминали аутичных поэтов, писателей, ученых, философов. Беата Хермелин, которая в течение многих лет наблюдала низкофункциональных аутичных савантов, в одной из своих работ указывает на то, что хотя подобные люди и могут обладать удивительными талантами, таланты эти не имеют созидательного начала. Иное дело люди, страдающие синдромом Аспергера. Кристофер Гиллберг, шведский психиатр, посвятивший немалое время изучению аутизма, отмечает, что одаренные люди с таким недугом обладают созидательными способностями, а их творчество связано с внутренней жизнью личности, с потоком новых идей и сильными чувствами. Он приводит в пример Витгенштейна[252]и Бартока, на его взгляд, страдавших синдромом Аспергера. (Многие аутисты зачисляют в свои ряды и Альберта Эйнштейна.)

Затем Темпл заговорила опять о своей работе и, как мне показалось, с удовольствием вспомнила, как провела меня нелегально на скотобойню, после чего призналась, что ей нравится иногда нарушать общепринятые нормы и правила. «Иной раз, когда я за рулем, то еду с превышением скорости или выезжаю на встречную полосу, — пояснила она, — но это же не серьезные нарушения. В то же время я чувствую: если совершу нечто крайне предосудительное, Бог покарает меня. К примеру, у машины откажет рулевой привод». Я пришел в удивление: как можно увязывать Божью кару с поломкой автомобиля, тем более человеку, лишь недавно здраво рассуждавшему о вселенной? Мое недоумение развеяла Темпл, сказав, что, на ее взгляд, законы и нормы, которым следуют люди, имеют не земное происхождение, а ниспосланы свыше, то ли Богом, то ли космическим разумом. «Когда я бываю на мясозаготовительной фабрике, — добавила Темпл, — то веду себя осторожно, по возможности, милосердно, потому что за мной наблюдает Бог». Однако я счел, что милосердие Темпл объясняется не боязнью Божьей кары, а ее собственными высокими моральными качествами.

Темпл мне сообщила, что по вероисповеданию она католичка, но в вере не придерживается ортодоксальных воззрений и даже смотрит на веру с научных позиций. «Мне кажется, — сказала она, — что во вселенной существует высшая, верховная сила, только не Иисус и не Будда, а некое организующее начало, вышедшее из первоначального хаоса». Затем Темпл снова сказала, что верит в жизнь после смерти, хотя бы в виде «сгустка энергии», а потом тоскливо произнесла: «Большинство людей оставляют потомство, передав ему свои гены, а я могу оставить после себя только свои работы, статьи и книги. Это меня гнетет».

Неожиданно Темпл всхлипнула. «Я не хочу, чтобы мои мысли умерли вместе со мной, — сказала она сквозь слезы. — Меня не интересуют ни деньги, ни положение в обществе, но я хочу оставить свой след на земле и знать, что жизнь прожита не напрасно».