Трон и плаха леди Джейн - Элисон Уэйр

Я вспыхиваю от негодования и стыда, слыша, как он рассуждает о таких интимных вещах, но затем вспоминаю, что вскоре у него будет полное право… Сама эта мысль мне ненавистна.

Но я не успеваю ничего ответить, потому что нас окружают наши родители, явно довольные тем, что мы хотя бы разговариваем друг с другом. Я закусываю губу, стараясь не показать своего возмущения, а Гилфорд спасается тем, что обрушивает на меня поток сентиментальных и глупых любезностей. Внутренне кипя, я заставляю себя вежливо отвечать и смотрю мимо его ухмыляющегося лица. Какое притворство! Вот на что будет отныне похожа моя жизнь.

Дурэм-хаус, Лондон, Троицын день, 25 мая 1553 года.

Тяжесть моего платья и шлейфа, сделанного из золотой и серебряной парчи и расшитого сотнями мелких бриллиантов и жемчужин, принуждает меня двигаться медленно и величаво. Я прохожу через обшитые панелями комнаты и галереи Дурэм-хауса, королевского особняка на улице Стрэнд, некогда резиденции епископов Дурэма. Венчание должно состояться в местной церкви. В процессии позади меня шагает моя сестра Кэтрин, теперь также невеста: для нее, клянусь, это значит не более, чем возможность покрасоваться в роскошном платье и побыть в центре внимания.

Нортумберленд приготовил эту двойную свадьбу с особой тщательностью, ибо она призвана отразить его политическое влияние — будто в подобных альянсах между знатными семействами есть что-то необычное. Древние стены Дурэм-хауса завешаны новыми гобеленами, полы покрыты турецкими коврами, а створчатые окна и полукруглые дверные проемы украшены золотой и серебряной тканью.

Сам король, который, как говорят, прислал сердечное согласие на наши браки, лично приказал своему главному камердинеру предоставить невестам и женихам, а также всем важным гостям богатую материю для свадебных нарядов. Впервые миледи не должна напоминать мне о необходимости одеться в соответствии с моим положением, ибо мне и в голову не пришло бы ослушаться пожеланий самого короля, доброго протестанта, и особенно после того, как он, будучи прикованным к постели, прислал нам всем столь щедрые свадебные дары.

Когда я вхожу в церковь, под руку с батюшкой, весь Тайный совет Англии встает. Нортумберленд тоже там, привычно одетый в черное, и Гилфорд ожидает меня у ограды алтаря — высокий и ослепительный в белом атласе, белокурый и синеглазый.

Это должно быть радостным событием, исполнением моих надежд и мечтаний, но все не так. Во всяком случае, для меня. Я механически произношу свои клятвы, не смея задуматься об их глубинном смысле, и избегаю смотреть на Гилфорда, когда он пытается поймать мой взгляд. От меня не укрылось вожделенное, похотливое выражение, появившееся у него, едва он увидел меня в свадебном наряде, и это вызывает во мне трепет. Остается только благодарить — единственное, за что я могу благодарить своих родителей, — что мы с ним пока будем жить раздельно по причине моего нежного возраста, как-то так мне было сказано. Это немного странно, ибо многие девочки выходят замуж в четырнадцать лет и спят со своими мужьями с самого начала, но я не собираюсь задавать вопросы. Очень удачная отсрочка, и да продлится она как можно дольше!

Обряд венчания свершился — и я леди Джейн Дадли. Теперь я ношу это ненавистное имя. Дальше мы занимаем наши места в главной пиршественной зале, и нам подают одно за другим богатые и экзотические кушанья. Я едва притрагиваюсь к пище, Гилфорд же то и дело с жадностью набивает полный рот едой, обильно запивая ее лучшим рейнским вином. Тем временем появляется труппа актеров, которые начинают разыгрывать пантомиму, изображающую бога Гименея со свадебным факелом. Гименей исполняет символический танец в компании своих нимф. Сразу после начала Гилфорд объявляет, что ему дурно, и валится со стула на пол, где его рвет съеденным ужином на дорогой турецкий ковер, и он вынужден в страшной спешке покинуть зал, чтобы еще больше не опозориться при всем честном народе.

Я остаюсь сидеть за столом, униженная и смущенная, делая вид, что увлечена пантомимой, и желая, чтобы праздник быстрее закончился и чтобы я смогла вернуться с родителями в Суффолк-плейс, к моей девичьей постели и нежным заботам миссис Эллен. Мне страстно хочется избавиться от тяжелого платья, в котором я потею как свинья, и лечь меж прохладных льняных простыней. Но прежде я должна исполнить свой долг перед гостями.

За столом, немного поодаль, сидит сияющая Кэтрин, переглядываясь со своим женихом, взирающим на нее с обожанием. Ясно, что она и лорд Уильям Герберт созданы друг для друга. Он, похоже, ею очарован, и неудивительно, ибо она, без сомнения, красавица, с белокурыми волосами и васильковыми глазами. Жаль, что их брак пока тоже не будет полноценным, поскольку — судя по их поведению — они к этому вполне готовы. Может быть, им удастся перехитрить наших родителей.

Наконец праздник завершается, и мне можно покинуть напившегося Гилфорда и спуститься с родителями вниз по лужайкам к реке, где нас ожидает наша лодка. Ночь стоит теплая и звездная, и почти все гости пьяны и веселы. Я не желаю участвовать в их проказах. Несмотря на жару, я ощущаю внутренний холод: моя душа объята холодом, и солнце никогда больше не взойдет для меня. Дело сделано, я продана в рабство, и обратного пути нет. Я с тоской думаю о своей спальне и книгах, единственном утешении, которое у меня не отняли.

Суффолк-хаус, 27 мая 1553 года.

Слуги болтают, и сплетни быстро распространяются, ибо в Лондоне мир тесен.

— Мне не нравится то, что я услышала, — говорит миссис Эллен, которая однажды вечером входит ко мне в комнату, неся сухие травы, дабы разложить их в сундуках с одеждой.

— А что вы услышали? — спрашиваю я, отвлекаясь от чтения.

— Вы, конечно, помните, миледи, что вечером после свадьбы граф Пемброк увез сына с вашей сестрой в свою лондонскую резиденцию, замок Бейнард.

— Конечно помню, — отвечаю я. — Говорят, Кэтрин живет там в роскоши и милорд граф пылинки с нее сдувает.

— И это правильно, — замечает миссис Эллен. — Но он ею уже недоволен. Я слышала от знающих людей, от одной из ее горничных, брат которой служит у нас в конюшнях, что в первую брачную ночь отец не дал лорду Уильяму пробраться к ней в спальню, а она уж разделась и ждала его. И представьте, граф велел им спать врозь, приказав еще немного с этим подождать. И разозлился же он, доложу я вам.

— Бедная Кэтрин. — Я вспоминаю сияющую счастьем невесту.

— Мне это совсем не нравится, — повторяет миссис Эллен. — Это ненормально. Леди Кэтрин почти тринадцать лет, она готова быть женой, и почему ей нельзя ею стать, я не понимаю. То же самое с вами, а вы даже старше. Не потому ли это, что милорд Пемброк не доверяет вашему батюшке или ваш батюшка не доверяет милорду Нортумберленду? По-моему, это дурной знак на будущее. Зачем тогда вообще играть свадьбы, если муж и жена не могут спать вместе, как положено?

— Действительно, зачем? — поддакиваю я.

Это неразумно. Но, признаться, я вполне довольна таким положением вещей и не задаю лишних вопросов.