Мутные воды Меконга - Карин Мюллер

Впереди показался висячий мост; он возник внезапно, заставив меня замереть. Узкая планка держалась лишь на изогнутых арках из проволоки. В реке под мостом лениво нежились водяные буйволы; мальчик лет двенадцати удил шуструю мелкую рыбешку.

Я остановила велосипед и села на край мостика, свесив ноги и любуясь идиллической картиной; это было так идеально, что я подумала – есть ли в мире что-то приятнее, чем сонно нежиться на солнышке?

Они появились ниоткуда – целая орава, приливная волна, огласившая мостик топотом маленьких ножек на пути из школы домой. Заметив меня, дети замерли как вкопанные и ойкнули от изумления. Затем встали в кружок чуть поодаль и принялись серьезно обсуждать меня в полную глотку, толкаясь и пихая друг друга, чтобы их лучше слышали. Одна девочка старше остальных ускользнула и скрылась за углом. Я готова была поспорить, что она приведет полицию или хотя бы парочку взрослых с кислыми лицами. Но она появилась, еле удерживая в руках груду крапчатых красных фруктов размером с крупные виноградины, и, не глядя в сторону друзей, подошла и предложила их мне. Она остановилась чуть поодаль и с опаской наклонилась вперед, как будто кормила дикое животное, которое могло и не понять ее дружелюбных намерений.

Я улыбнулась и похлопала по земле рядом с собой. Тут за спиной девочки словно прорвалась дамба, и ревущая толпа чуть не опрокинула ее, торопясь принять мое приглашение. Они крутились вокруг меня, выхватывали фрукты, трогали мои волосы и одежду, прыская от смеха, показывали, как мягкие ягоды нужно сперва размять и пустить сок, чтобы избавиться от горького привкуса. Мне хотелось подольше задержаться на качающемся мостике, но для них в мирной картине под мостом не было ничего необычного, и вскоре они утащили меня, и мы принялись сбивать ягоды с деревьев палками и собирать сочные побеги клевера, растущие на илистых кромках рисовых полей.

У них была потрясающая память: как попугайчики, они повторяли куплеты песен на разных языках, пока мы поднимались по холму с самодельными тележками, чтобы потом со смелостью камикадзе скатиться вниз на трехдюймовых деревянных колесах. Мы играли в футбол гнилым куском дерева, который потом совсем развалился под натиском трех дюжин проворных босых ног и пары моих, неуклюжих, в кроссовках. Мы прошли вдоль берега реки и наткнулись на старое дырявое колесо водяной мельницы. Мальчишки карабкались по нему, как обезьянки, а потом один поскользнулся и застрял, а ведра воды одно за другим опрокидывались ему на голову, сопровождаемые радостными визгами друзей, которые и не думали ему помочь.

С наступлением сумерек я неохотно распрощалась с ними. Играть с этими детьми, добродушными и невинными, было счастьем.

Увидев, как я сажусь на велосипед, одна из девочек указала на большой дом на сваях, стоявший на склоне холма, и спросила, не захочу ли я вернуться и зайти в гости к ее семье. Я согласилась, но настояла, что сперва нужно познакомиться с родителями – вдруг те не разделяют искреннего гостеприимства дочери?

Ее мать оказалась одной из самых красивых женщин, которых я видела в жизни: волны угольно-черных волос, заколотых на голове толстыми пучками, высокие скулы и чудесная кожа с естественными морщинками вокруг глаз – она много улыбалась. Когда ее дочь выпалила свою просьбу, мать тут же кивнула, показала на свою кровать и пообещала приготовить сытный ужин, если я окажу им честь погостить у них. Я согласилась вернуться завтра, села на велосипед и поехала в гостиницу.

Мистера Фана нигде не было, а его кабинет оккупировал мужчина с сердитым лицом и трехдневной щетиной.

– Я пришла оплатить номер, – сообщила ему я.

Он заглянул в толстенную регистрационную книгу. Итоговая сумма, которую он мне представил, в восемь раз превышала стоимость одной ночи проживания. Я высказала недовольство. Он еще раз сверился с книгой.

– Вы заказали ужин вчера вечером, но не пришли, – заметил управляющий. – Десять долларов.

Я запротестовала, заметив, что столовая, где, очевидно, вчера мне накрыли ужин, была не чем иным, как пустым складом, где не было ни столиков, ни освещения.

– Вы наняли мистера Фана на весь день и не появились в оговоренное время. Кроме того, мы включили стоимость мотоцикла, который вы планировали взять в аренду.

– Мистер Фан в семь утра не пришел, – сказала я, – и если он взял на день какой-то мотоцикл, это его проблема, а не моя.

– И еще плата за номер, – как ни в чем не бывало продолжал он.

Указанная сумма была вдвое больше той, что назвал мистер Фан. Я объяснила, что о цене мы договаривались с ним.

– Мистер Фан не является постоянным служащим отеля. Он не имеет права предлагать скидки, – сообщил управляющий.

– Но он сидел в этом самом кабинете!

– Я вчера не мог прийти. Надо было подождать моего возвращения.

– У мистера Фана, – спокойно заметила я, – были ключи от всех номеров.

– Не моя проблема.

Мы молча сидели и смотрели друг на друга. Наконец я достала пояс с деньгами, и он расплылся в улыбке.

– Мистер Фан вчера сказал мне, сколько стоит номер без туалета, – проговорила я, отсчитывая купюры. – В моей комнате туалет не работал, и в кране не было воды. Я с радостью добавлю к стоимости одной ночи проживания плату за пользование общей уборной.

Его улыбку словно стерли с лица.

– Это правительственное учреждение, – сказал он. – Я буду вынужден оплатить разницу из своей зарплаты.

– Не моя проблема.

– Если в кране не было воды, надо было сообщить управляющему.

– Я сказала мистеру Фану.

– Мне он ничего не говорил.

– Думаю, вам следует обсудить эту проблему с мистером Фаном, – сказала я, положила деньги на стол и ушла.

Я добралась до деревни с рюкзаком лишь ранним вечером. Мне навстречу выбежали дети, но быстрее всех бежала Лу, малышка, что первой принесла мне фрукты. Она схватила меня за обе руки и так и не выпускала, пока я не поднялась с ней на гору и не оказалась на террасе дома. Я поздоровалась с ее матерью и другими детьми, которые мигом высыпали на порог.

Мне устроили настоящий пир: мясо и капуста, рис и лапша, бульон и зелень.

После ужина я села расчесывать длинные волосы Лу, такие же прекрасные и блестящие, как у ее матери, а потом пила виски с ее отцом, который держал на руках пятилетнего сына. Члены семьи приходили и уходили, сидели с нами какое-то время или просто кивали в знак приветствия. Когда я познакомилась со всеми, запутанное семейное древо постепенно начало приобретать очертания. Хотя в семье Лу было всего четверо детей, у ее матери было девять братьев и сестер, а у отца – одиннадцать, и каждый растил и воспитывал свою семью. В радиусе одной мили от их хижины, должно быть, проживало не меньше сотни родственников; потомки бабушек и дедушек образовывали другие ветви. Я подумала о том, каково жить в мире, где ко всем можно обращаться словами «дядя» или «брат», и решила, что такая жизнь мне по вкусу.