Божественный яд - Антон Чиж

Герасимов молча подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка с вставленным листом. За все это время на нем появились только заглавие проводимого допроса с датой и ответ на первый вопрос. Полковник с удивлением прочитал, что барышню зовут Хелена Валевска.

— И это все? — строго спросил Александр Васильевич, выдергивая лист из каретки. — За пять часов пристрастного допроса?

— Стараемся, господин полковник, — отрапортовал Дукальский.

— А результаты? — сдерживая бешенство, сказал Герасимов.

— Молчит, — Дукальский сокрушенно вздохнул.

— На любой вопрос она отвечала бранью и пела польские песни, — не смея взглянуть начальнику в глаза, доложил фон Котен.

— Прекрасно, господа. — Герасимов скомкал листок и бросил на пол. — Не смогли разговорить слабую женщину! Хороши, нечего сказать!

— Прикажете применить особые средства? — Дукальский отбросил в угол камеры грушу с песком.

Полковник подошел к арестованной и посмотрел ей в лицо.

Александру Васильевичу пришла на ум интересная мысль: госпожи Валевской на самом деле не существует! Она не имеет вида на жительство в столице, и вообще здесь никогда не появлялась. Значит, ему не надо сообщать прокурору про арест и объяснять, кто она такая и почему потребовалось задержание. А госпожа Ланская вполне может бесследно исчезнуть. Пусть сыскная полиция ищет. Что же касается агента Озириса, то, стоит уничтожить личное дело в сейфе, — агент просто перестанет существовать. Нигде, ни в одном докладе его имя не упоминалось. А строка в расходной ведомости перейдет другому агенту. Выпускать из камеры в таком виде Валевску невозможно. Она должна заговорить. И замолчать окончательно.

— Делайте что хотите, но к утру у меня должен быть подписанный ее рукой подробный протокол допроса! Вам ясно? Подробный! — Герасимов стукнул в дверь.

Охранник немедленно отпер, выпуская полковника. Дукальский открыл ящик стола и вытащил металлическую коробочку со шприцем.

— Миша, зажми-ка ей левую руку! — сказал он напарнику.

14

Управление Калинкинского завода располагалось в недавно перестроенном здании на Эстляндской улице. У ворот Ванзарова и Джуранского встретила непривычная тишина и пустота. Лишь один сотрудник компании дежурил у входа, дожидаясь господ из сыскной полиции. Он сильно продрог и с радостью проводил приехавших к кабинету председателя правления.

Эдуард Егорович Эбсворт, дородный господин с роскошными седыми усами и маленькой бородкой, радушно поздоровался с гостями. Ему было по-мальчишески интересно принимать настоящих сыщиков.

— Ну-с, господа, чем могу быть полезен? — Эбсворт обладал приятным, сочным баском хлебосольного барина и шутника. — А то, изволите видеть, наши сегодня решили побастовать. Так сказать, в знак солидарности! И ведь, что характерно, еще вчера все были довольны и зарплатой, и работой! Пролетарии — большие затейники, доложу вам!

Ванзаров понял, что господин любит пообщаться, и резко перешел к делу.

— У нас есть основания предполагать, что на вашем заводе будет предпринята попытка крупной диверсии, — заявил он официальным тоном.

— Что предпринято? Господа, я не ослышался?

— Опасность далеко не шуточная! — Ванзаров посмотрел прямо в глаза весельчаку. Мрачное спокойствие Джуранского добавило к словам сыщика особую основательность.

— Это что же, революционеры ручную бомбу в солодовый бак бросят? — Эбсворт отказывался верить такой новости.

— Если вас интересуют детали, это будет отравление. Массовое отравление пива. Может быть, даже сегодня.

Эбсворт схватил колокольчик, отчаянно позвонил и приказал вбежавшему секретарю немедленно вызвать директора завода.

Не прошло и минуты, как в кабинете появился гладкий и дородный господин, который представился Иваном Ромуальдовичем Малецким.

— Вот, господин директор, господа из сыскной полиции сообщают, что сегодня или завтра у нас планируют диверсию! — Эбсворт погладил ухоженную бородку. — У них есть данные, что некие лица хотят отравить наше пиво. Кстати, не знаете, какой сорт выбрали злоумышленники: «Баварское», «Пильзенское», «Столовое» или «Портер»?

Господин председатель все еще пытался шутить.

— А почему таким серьезным преступлением занимается сыскная полиция, а не жандармы или Охранное отделение? — вдруг спросил Малецкий.

— Мы расследуем убийство, которое привело нас к возможным исполнителям этой акции! — Ванзаров говорил жестко и уверенно.

— Вот что, господа, я вам скажу! Может быть, где-то такое и возможно, но только не на нашем заводе! — возмущенно ответил Малецкий. — У нас, извольте знать, порядок и дисциплина! Мы не какое-нибудь затрапезное товарищество Дурдина! Мы — «Калинкин»! Лучший пивной завод России! Самый крупный, самый современный! И хочу сказать, что у нас есть заводская полиция, которая неусыпно несет вахту! К тому же ни сегодня, ни завтра на заводе никого не будет. Забастовка-с! Вот так!

— Ну-с, господа, — Эдуард Егорович сложил лапки на круглом пузике, — что скажете?

— Я прошу выслушать наше мнение приватно, — сказал Ванзаров, не глядя на Малецкого.

— У меня нет тайн от Ивана Ромуальдовича! — заявил Эбсворт патетическим тоном.

— Как скажете, — Ванзаров медленно вздохнул, — дело касается Роберта Эдуардовича…

Сыщик замолчал, дав возможность председателю осмыслить услышанное. Он не хотел, чтобы о деле с младшим Эбсвортом знал такой неприятный тип, как Малецкий.

Эбсворт помрачнел.

— Извините, Иван Ромуальдович, что вас побеспокоил, — заискивающе сказал он. — Вы свободны! Езжайте домой, отдохните, все равно у нас до понедельника нечем заняться.

Малецкий недобро глянул на Ванзарова и, ни с кем не прощаясь, вышел из кабинета.

— Обиделся, вот досада! — пробормотал Эбсворт и тут же посмотрел на Ванзарова. — Что вы хотите сообщить мне о сыне?

— Скажите, Эдуард Егорович, ваш сын знаком с производством? Он бывает в цехах?

— Ну, разумеется! — Эбсворт удивился наивному вопросу сыщика. — Он мой наследник. Я ввожу его в курс дела. Роберт полностью освоил рецептуру, знает весь технологический цикл, прекрасно разбирается в финансах. Сейчас заканчивает коммерческое училище… Господа, может, наконец объяснитесь?

Ванзаров и Джуранский переглянулись.

— Еще один вопрос… У вас нет его фотографии?

— Конечно есть! — Эбсворт повернул одну из богатых фотографических рамок, стоящих на столе. — Вот, это мой дорогой мальчик, мой Роберт!

На салонной фотографии стройный юноша, лет двадцати, в идеально приталенном костюме, с модной стрижкой и усиками, элегантно опирался рукой на колонну из папье-маше. Обычный снимок дорогого фотоателье.

— Это тот, из номера! — склонившись к сыщику, шепнул Джуранский. — И заколка на галстуке — та же!