Миф. Греческие мифы в пересказе - Стивен Фрай

— Стала эта любовь!

— Ни за что. Не надо мне. Уходи!

— Не уходи!

— Рыдай по мне сколько влезет. Ненавижу тебя.

— Вижу тебя!

— Перестань, а? Брось! — вскричал Нарцисс. — Иди!

— Брось, иди!

— Ты меня с ума сводишь.

— С ума сводишь!

— Брысь отсюда, иначе я сорвусь отчаянно…

— Отчаянно!

— Не искушай меня, а?

— Искушай меня-а!

Нарцисс взял охотничью пращу и зарядил в нее камень.

— Уходи. Сейчас же. Сделаю больно тебе. Не понятно?

— Тебе непонятно.

Первый камень пролетел мимо, но Эхо сбежала прежде, чем Нарцисс попробовал вторично. Она бежала, а он кричал ей в спину:

— И вернуться не смей!

— Вернуться не смей, — откликнулась она.

Она бежала и бежала, пока не упала в слезах наземь, и сердце у нее разрывалось от тоски и стыда.

Нарцисс поглядел ей вслед. Сердито покачал головой. Что, никогда не оставят его в покое эти нелепые ноющие люди и их капризное, цепкое безумие? Любовь и красота! Слова, порожние слова.

Разгоряченный от всех этих передряг и драм, он захотел пить и встал на колени над рекой. Дыхание у него сперло: он с изумлением увидел в речной воде прелестнейшее лицо молодого человека немыслимой красы. У юноши были золотые волосы и мягкие алые губы. Нарцисс с восторгом заметил в манящих влюбленных глазах этого юноши тот самый, жадный, назойливый взгляд, какой в других сам всегда считал таким отталкивающим. Но от точно такого же выражения на роскошном лице этого таинственного незнакомца грудь у Нарцисса переполнилась, а сердце застучало от радости. Значит, это великолепное созданье в реке полностью разделяет его чувства! Нарцисс склонился поцеловать эти славные губы, славные губы потянулись поцеловать его, но не успел Нарцисс опустить лицо, как черты незнакомца рассыпались на тысячу пляшущих, волнистых осколков, и вот уж не разглядеть его, и Нарцисс осознал, что целует холодную воду.

— Не двигайся, милый, — прошептал он, и тот, другой юноша, кажется, прошептал то же самое в ответ.

Нарцисс поднял руку. Юноша поднял руку в ответ.

Нарциссу хотелось погладить прелестную щеку юноши, тому хотелось того же. Но лицо рассыпалось, растворялось, стоило Нарциссу приблизиться.

Они оба пытались, вновь и вновь.

Тем временем Эхо — распаленная и укрепленная великой своей любовью — вернулась, крадясь по кустам, еще раз попытать удачу. Она услышала его слова, и сердце у Эхо екнуло.

— Я люблю тебя!

— Я люблю тебя! — откликнулась она.

— Будь со мной!

— Будь со мной!

— Не покидай меня!

— Не покидай меня!

Но когда она подобралась поближе, Нарцисс повернулся, оскалившись, и яростно зашептал ей:

— Уходи! Оставь нас наедине. Никогда не возвращайся! Никогда, никогда, никогда!

— Никогда-никогда-никогда! — взвыла Эхо.

С лютым ревом Нарцисс схватил камень и швырнул в нее. Эхо побежала и споткнулась. Нарцисс взялся за лук и наверняка пристрелил бы ее, если б она не вскочила на ноги и не исчезла в чаще.

Нарцисс встревоженно вернулся к воде, опасаясь, что, возможно, чудесный юноша исчез. Но нет, он там же — лицо взволнованно, разрумянилось, — все такой же прелестный и влюбленный, как и прежде, с волшебным блеском в глубоких синих глазах. Нарцисс вновь лег и поднес лицо к воде…

Эхо бежала и бежала вверх по склону, рыдая от горя и отчаяния. Спряталась в пещере высоко над рекой, на чьих берегах лежал милый Нарцисс. В уме Эхо составила слова молитвы к любимой богине Афродите. В немом отчаянии она попросила освободить себя от мук любви и невыносимого бремени проклятого бытия.

Афродита ответила на молитвы нимфы по мере своих возможностей. Освободила нимфу от тела и почти от всех физических атрибутов. Устранить проклятие Геры она не могла, и потому голос продолжил жить. Голос, навлекший на Эхо все ее беды, голос, обреченный лишь повторять и повторять. Ничего больше не осталось от когда-то пригожей нимфы — лишь отвечающий голос. Эхо слышно до сих пор, она возвращает вам несколько последних слов, если крикнете что-нибудь рядом с пещерой или ущельем, в скалах, холмах, на улицах, площадях, в храмах, среди монументов, руин или в пустых комнатах.

А что же Нарцисс? День за днем лежал он у реки, пылко и безнадежно влюбленный в собственное отражение, глядел на себя, преисполнялся любовью к себе и алкал себя, вперял взоры в себя одного, и заботил его лишь он сам и больше никто и ничто. Он склонялся над водой, страдая и страдая, пока боги наконец не превратили его в хрупкий красивый цветок нарцисс, чья милая головка вечно клонится вниз — поглядеть на себя в лужице, озере или ручье.

Можно считать, что особенности этих обреченных молодых людей достались в наследство и нам, и нашему языку в виде привычных человеческих черт или неприятных недугов личности. Нарциссическое расстройство и эхолалия (бездумный повтор уже сказанного) числятся в «Диагностическом и статистическом перечне умственных расстройств», который определяет умственные болезни с медицинской и юридической точек зрения. Нарциссическое расстройство личности, о котором в наши дни много говорят, выражается в тщеславии, самовлюбленности, мощной потребности в восхищении, воспевании и восторженности, но главное — в одержимости собственным обликом. Чувства окружающих задавлены и затоптаны, а представления о честности, правдивости или цельности беззаботно отставлены. Типичные признаки — хвастовство, бахвальство и неадекватные преувеличения. Критика и принижение достоинств неприемлемы и могут спровоцировать воинственное и неожиданно странное поведение[225].

Возможно, нарциссизм лучше всего определяется как потребность смотреть на окружающих как на зеркальные поверхности, которые устраивают нас, лишь если возвращают нам любящий или восхищенный образ нас самих. Иными словами, когда смотрим в чужие глаза, мы пытаемся высмотреть, не кто в них, а как мы сами отражаемся в этих глазах. По такому определению, кто из нас способен честно отказаться от своей доли нарциссизма?

Тристан и Изольда, Ромео и Джульетта, Хитклифф и Кэтрин, Сью Эллен и Дж. Р.[226] — все известные нам обреченные влюбленные очень многим обязаны предшествовавшей трагической греческой традиции.