Курчатов - Раиса Кузнецова

Отметим, что специальный комитет, предложенный Курчатовым, тогда создан не был: это произошло только в 1945 году, когда стало очевидно ключевое значение ядерного оружия для обороны страны, точнее — для ее выживания.

В этом документе Курчатов, помимо общей оценки проблемы, определил лидеров будущей команды создателей атомной отрасли Советского Союза — это его коллеги по школе Иоффе, ставшие ему реальной опорой и соратниками в решении задачи огромной исторической важности. Так последние месяцы 1942 года стали своеобразной точкой отсчета и в истории советского атомного проекта, и в жизни Курчатова.

Приводимые документы свидетельствуют также, что Курчатов был вовлечен в работу по урановой проблеме еще до своего официального назначения руководителем атомного проекта. В докладной записке вице-президенту АН СССР А. Ф. Иоффе «О состоянии работ в РИАНе по разделению изотопов методом термодиффузии» от 20 декабря 1942 года он пишет: «В связи с получением от Вас телеграммы от 15.12 с/г с поручением временного руководства работой, я ознакомился с ее состоянием у академика В. Г. Хлопина… Я считал бы желательным проведение всей этой работы, хотя для окончательного решения всей проблемы термодиффузионный способ вряд ли будет пригоден… работы по разделению подлежат более гибкой проработке, чем пока намечено»[410]. Далее он отмечает, что необходимо обратить внимание на диффузионный метод разделения, работы по которому получили широкое развитие за границей[411].

Как видно из цитируемого источника, Курчатову пока было поручено лишь временное руководство работой. В этот период он вновь работал в Казани, куда вернулся 2 декабря 1942 года из Москвы. По стечению обстоятельств именно в этот день в США под руководством Энрико Ферми впервые в мире была осуществлена цепная реакция деления ядер урана, открывшая путь к созданию атомной бомбы. Еще с лета 1942 года в результате соглашения между правительствами США (Рузвельтом) и Великобритании (Черчиллем) развернулась интенсивная совместная деятельность специалистов двух стран по использованию атомной энергии в военных целях.

Основная научно-исследовательская работа по американскому проекту «Манхэттен» была сосредоточена в Лос-Аламосе (штат Невада). Под научным руководством профессора Роберта Оппенгеймера к этому времени по проблеме ядерной энергии уже действовали исследовательские институты с многотысячными коллективами и несколькими ускорителями. К работам была привлечена большая группа беженцев из Германии и других европейских государств, а также английских физиков, работавших в комитете «Мод», в числе которых был и упомянутый выше Клаус Фукс, работавший на советскую разведку. Среди них было множество всемирно известных ученых: А. Эйнштейн, Н. Бор, А. Комптон, Э. Ферми, Д. Франк, Э. Лоуренс, Г. Юри, X. Бете, Э. Сегре, Дж. Чедвик, Г. Сиборг, Р. Фейнман, О. Чемберлен, Э. Вигнер, Л. Сциллард, Э. Теллер, Ф. Моррисон, Ф. Зейц, Э. Кондон, И. Лэнгмюр, X. Шепли, Г. Янг. В работе над проектом объединились англичане, немцы, итальянцы, венгры и даже русский, хорошо знакомый Курчатову талантливый физик-ядерщик Георгий Гамов, с 1933 года живший в США. Число привлеченных научных работников достигло в 1943 году семисот человек. Заказы Манхэттенского проекта были размещены в передовых отраслях промышленности США и знаменитых фирмах («Дюпон», «Дженерал электрик», «Юнион карбайд» и др.)[412], на него тратились огромные финансовые средства. При этом в США и Великобритании никто не опасался, что атомную бомбу может создать Советский Союз, напрягавший все силы и средства в борьбе с фашизмом. Основная угроза усматривалась со стороны Германии, что и стало главной движущей силой развернувшихся работ.

Между тем в Советском Союзе мало кто даже из посвященных в атомный проект верил в возможность создания ядерного оружия в течение ближайших лет. Летом и осенью 1942 года страна находилась в наиболее тяжелом военном и экономическом положении за весь период войны. Многие научные институты и лаборатории работали в примитивных условиях эвакуации. Имена предполагаемых участников атомного проекта были на тот момент известны только Курчатову и узкому кругу специалистов. Некоторые из них, как, например, Г. Н. Флеров, К. А. Петржак, И. С. Панасюк, Г. Я. Щепкин, находились в действующей армии, многие трудились на военных заводах, в различных НИИ и других учреждениях. А главное, страна еще не располагала ни научной, ни тем более материально-технической базой для решения столь грандиозной задачи.

Тем не менее 11 февраля 1943 года ГКО принял окончательное решение о создании атомного оружия. Распоряжением № 2872сс «О дополнительных мероприятиях в организации работ по урану»[413] работам придавалось военно-стратегическое значение, что определило главную задачу — изготовление ядерного оружия как средства защиты страны и обеспечения ее безопасности. Позже Курчатов выразился на этот счет так: «Советские атомники… много лет упорно и беззаветно трудились сначала над созданием, а затем над совершенствованием атомного и водородного оружия, хорошо понимая, что над государством нависла угроза и что если мы не будем иметь такого оружия, то найдутся силы, которые будут стремиться поставить на колени нашу прекрасную Родину»[414]. Это постановление подписано заместителем председателя ГКО В. М. Молотовым, которому еще в сентябре 1942 года Сталин поручил общее руководство атомным проектом. Научное руководство работами ГКО возложил на Курчатова. Комитет обязал правительство СССР (персонально зампреда Совнаркома СССР и наркома химической промышленности М. Г. Первухина) постоянно оказывать ему необходимую и всемерную помощь и поддержку. На уполномоченного ГКО по научной работе С. В. Кафтанова были возложены повседневный контроль за текущим ходом работ и их поддержка. Таким образом, Курчатов изначально был поставлен правительством СССР в особое положение.

В целях более успешного развития работ, концентрации руководства ими в одном научном центре было решено основать в Москве, на базе созданной в сентябре 1942 года спец-лаборатории в Казани, новую лабораторию. В связи с этим Президиуму АН СССР предписывалось перевести группу сотрудников специальной лаборатории атомного ядра из Казани в Москву[415]. Начальником (директором) Лаборатории № 2 АН СССР в соответствии с распоряжением по АН СССР от 10 марта 1943 года № 122 был назначен Курчатов[416]. Продолжая формально оставаться в штатах Академии наук, новая лаборатория и ее руководитель фактически подчинялись ГКО. С курировавшим ее деятельность Первухиным у Курчатова уже наладилось деловое взаимодействие при решении сложных организационных и финансово-экономических вопросов. В соответствии с одним из распоряжений Курчатов должен был до 1 июля 1943 года провести необходимые исследования, подготовить и представить в ГКО к 5 июля 1943 года доклад о возможности и сроках создания урановой бомбы или уранового топлива[417]. 7 марта Курчатов направил Первухину свои выводы и заключения по материалам разведки, относящимся к английским урановым исследованиям. Он писал, что полученные разведкой данные «имеют громадное, неоценимое значение для нашего государства и науки. С одной стороны, этот материал показал серьезность и напряженность работы в Англии по проблеме урана, с другой — дал возможность получить весьма важные ориентиры для нашего научного исследования, миновать многие весьма трудоемкие фазы разработки проблемы и узнать о новых научных и технических путях их решения»[418].