Иван Грозный. Сожженная Москва - Александр Тамоников

– Уведи отсель.

– Куда?

– Я скажу. И передай мужику, что позади пристроился, дабы сани быстро сюда подогнал. А стражу, коль объявится, отгони, уразумел?

– Уразумел.

– Чего делать-то, боярин? – прошептал ему в ухо мужик.

– Беги, найми сани, я заплачу.

– У тебя и деньги водятся? – вступил в разговор отдышавшийся Фома.

– Есть немного. Отпусти парнишку, дам рубль.

– Ага! Дать-то дашь, а потом за саблю, и хана мне?

– Пошто тогда про деньги молвишь?

– Ты мне три рубля отмерь и мошной брось, тогда убивать твоего ублюдка не буду. Отпущу, не нанеся вреда, как окажусь в нужном месте.

– Так чего делать-то? – опять спросил мужик.

Неожиданно из-за угла на коне вылетел всадник, и лиходей опомниться не успел, как его голова слетела с плеч.

Петруха, почуяв, что хватка разбойника ослабла, рванулся к Бордаку. Тот прижал сына к себе.

– Ну что, Михайло? Вовремя я?

– Василий?! Благодарствую! Но откуда ты?

– Приехал к тебе на подворье отведать пирогов, что печет Марфа, а Герасим поведал, что ты с Аленой и Петькой на ряды подались. Я следом. И как только догадался в эту улицу повернуть? Чутье, наверное, подсказало.

Тут к ним подъехал разъезд городской стражи. Старший указал на обезглавленный труп:

– Этот вор?

– Этот, – ответил Бордак.

– Пошто башку срубили, а не взяли? Вас двое, оба с саблями, и не взяли?

Княжич подошел к старшему, представился, и опричник мгновенно вытянулся в струнку.

– Срубил башку разбойнику я. А почему? Потому что он схватил вон того мальца, – Парфенов указал на Петьку, – сына боярина Бордака, ближнего к государю человека.

– Ну, так, значит, так. Туда ему и дорога, – и старший разъезда пнул ногой труп. Потом подозвал к себе мужика: – А ты кто?

– Холоп князя Бодина, на торговых рядах был, когда лиходей, что валяется без башки, подрезал торговца мехами и с сумой рванул в проулок. А тут разбойник еще и парнишку захватил. Его, лиходея, Фомой кличут, с ним был подельник на санях, приметный мужик, шрам у него на левой щеке, все торопил Фому. А боярин, спасая сына…

– Куда делся подельник? – прервал мужика старший.

– Так рванул отсель, когда завидел, что застрял товарищ его.

– Куда рванул?

– В сторону Рязанской дороги.

– Чего ж молчал?

– Ты спросил – я ответил.

Старший разъезда отдал команду, и всадники галопом пошли в сторону Варварки.

А Бордак с Петрушей подошли к Алене, и паренек кинулся к ней. Алена обняла сына, стала ощупывать его, спрашивала о чем-то.

– Добре, что так все обернулось. А могло и по-иному, – заметил княжич, ведя коня под уздцы.

– Я все одно освободил бы сына. Хотя… Но что теперь об этом, ты за меня то сделал, за что спасибо тебе великое, Василь!

– Да ладно, Михайло, чай, не чужие. Ты женой займись, вон, кровь до сих пор сочится. А я людей разведу.

В это время в проулке собралась приличная толпа, прибежал и торговец, несмотря на рану, схватил суму, вытряхнул, стал тут же считать меха под неодобрительный гул людей. Парфенов велел всем расходиться и подозвал к себе мужика, что помогал ему.

– Как звать тебя?

– Вакула Бредин, холоп князя Бодина.

– Далече подворье князя?

– Не-е, тут рядом.

– Из лекарей или знахарей кого ведаешь?

– Ведаю, как не ведать, хвораем, к ним и идем. Тут поблизости живет дед Бажен, знатный лекарь.

– Беги к нему, передай, у женщины, что на сносях, лик разбит разбойником, треба поглядеть. А мы следом за тобой.

Вскоре подошли к добротной избе за низкой городьбой. Лекарь оказался на месте, увел Алену в дом. Она недолго там пробыла, вышла вместе с лекарем. Лицо наполовину закрыто белой тряпицей.

– Не гляди на тряпицу, под ней листья, останавливающие кровь и заживляющие рану. Чрез три дня снимай, и заметно ничего не будет, – напутствовал Алену лекарь.

– Она упала, с плодом в утробе могло что-то случиться? – встревоженно спросил Михайло.

– Не-е, – отрицательно покачал головой старик. – Летом, да на камни, еще могло быть худо, а ныне, в шубе, да на снег – ничто. Но к повивальной бабке загляните, она в делах бабьих соображает лучше.

– Сколько я тебе должен?

– Копейку дашь, довольно.

– Бери алтын.

– Благодарствую за щедрость!

– Это тебе благодарность. Запомни, я – боярин Бордак, на Варварке проживаю, будет нужда, приходи, помогу. Ты помог, и я должен тако же.

– Ладно, запомнил. Боярин Бордак?

– Да, Михайло Лексеич.

– Запомнил. Счастья вам!

– Тебе здравия крепкого на пользу людям!

На том вышли со двора.

– Ну что? – спросил ждавший их Парфенов. Его, как и Бордака, смутила большая повязка на лице. А еще она была под платком пуховым.

– Рана ерундовая, заживет, а вот по плоду надо к повивальной бабке идти.

– Что ж, надо – иди, затягивать время не можно.

– А ты куда?

– Пройдусь по Москве, да к тебе зайду к обеденной трапезе, примешь?

– Пошто глупость спрашиваешь? Конечно, приму.

– Ну и добре! А может, мне коня тебе отдать?

– Не треба, дойдем пешком, повитуха недалече от нас живет.

– Ну, давай!

Повитуха осмотрела Алену, покуда Бордак с Петрухой сидели в сенях. Осмотрев, сказала, что с плодом все нормально, беспокоиться не след, но ходить осторожно треба. Ныне пронесло, в другой раз может не пронести.

Бордаки вернулись на подворье.

Вскоре туда подъехал Парфенов. Потрапезничали. Княжич и боярин сели потом в горнице, здесь тепло от небольшой печи, уютно.

– Что-то долго на Москве царя нет, – заговорил княжич.

– Он делами управляет из Александровской слободы.

– То так, но зима пройдет быстро, а по весне, сам ведаешь, придется встречать непрошеных гостей.

– Встретим. Государь о нашествии ведает, готовится. Он знает, что делать.

– Это так, – кивнул Парфенов, – но почему-то тревожно, Михайло. Тебе нет?

– Да обычно.

– Проведать бы, куда нас примет государь, и вместе или порознь.

– Как то проведаешь? То только он и ведает.