Довод Королей - Вера Камша

Устройство временного лагеря заняло не столь уж много времени, но зимой темнеет быстро, и когда нехитрый ужин был готов, на небе зажглись крупные звезды. Какое-то время Роман и Норгэрель пытались придумать здешним созвездиям имена, но получалось плохо, и они замолчали, глядя в огонь.

– Эти звезды светят восьми мирам.

Рамиэрль вздрогнул и уставился на Норгэреля. Сын Ларэна и Залиэли словно бы спал с открытыми глазами, лунный свет, усиленный белизной снега, обливал его серебряным сияньем, усиливая и без того невозможное сходство с Астеном. Если б не это, Роман, скорее всего, что-нибудь сказал бы в ответ, но память о все еще не прошедшей боли приковала его к месту. А Норгэрель продолжал задумчиво говорить:

– Семь раз по семь звездных дорог вели в Светозарное к Престолу Сил и в чертоги братьев и сестер... Было и семь тайных мостов над Радужной Бездной. Даже Светозарные не пользовались ими без особой нужды, ибо это были дороги страха. Когда настала пора уходить, Арцей и покорные ему разрушили звездные пути, а мосты рассыпались сами, так как держались лишь силой создавших их, но Ангес был не только смел, но и горд. Ссора с Арцеем на последнем совете была не первой. Однажды он чуть было не порвал с братом и не покинул Тарру. Он запечатал проход к Арцею, и никогда и никто им больше не прошел. Когда Светозарные в спешке покидали наш мир, Арцей сделал все, чтобы закрыть Ангесу и Адене путь назад, но он мог забыть о вратах в собственную обитель, потому что ими давно никто не ходил. Когда оранжевая звезда, самая яркая в созвездии Спящего Льва, достигает скалы Ангеса, можно увидеть остатки тропы...

Неподалеку что-то треснуло, Норгэрель вздрогнул и обернулся, взгляд его стал осмысленным и немного испуганным.

– Рамиэрль? Что случилось? Что со мной было?

– Не представляю, но ты говорил очень интересные вещи...

2885 год от В.И.

27-й день месяца Иноходца.

Арция. Мунт

Похоже, жители Мунта были довольны исходом войны. Агнеса давно и прочно сидела у арцийцев в печенках, к тому же победителей не судят, а братья Тагэре были полными и безоговорочными победителями, одолевшими не только заносчивую иноземку, но и казавшегося всесильным Короля Королей. Филипп же, ко всему прочему, был изумительно хорош собой, как же тут не кричать и не бросать в воздух шапки?! Война кончена. Слабоумный король вновь в Речном Замке, его наследник, который и наследником-то не был, убит. Рауль ре Фло и его братья убиты. Дочь Рауля, несколько месяцев бывшая женой принца Гаэльзского, и королева Агнеса в руках Тагэре. С Лумэнами покончено, не принимать же всерьез Пьера Тартю, совсем еще ребенка, к тому же двойного бастарда, ведь престол Волингов не может быть осквернен кошачьими лапами.

Мунт веселился, возможно, несколько нарочито, но весна, обилие бряцающих оружием возбужденных гостей и выставленное на улицу дармовое угощение подливали масла в огонь. Нобили выстраивались в очередь за королевскими милостями, те же, кто имел глупость до конца стоять за Лумэнов, либо каялись и искали новых покровителей, либо попрятались по родовым замкам, а то и бежали из страны. Воины делили добычу и делились ею с трактирщиками и столичными красотками, о делах как-то забыли, перенеся их на «после празднеств», празднества же казались бесконечными.

Александр безумно устал от бессонных, хмельных ночей, которые был вынужден проводить в обществе братьев и придворных. Вице-маршал Арции обязан присутствовать на всех пирах и церемониях, но во время застолий герцог Эстре все больше молчал. Перед ним заискивали, ему льстили, а он сдержанно благодарил и, при первом же благовидном предлоге, оставлял собеседника. Уделяли ему внимание и женщины, но Сандер видел, что их восторг – ложь или почти ложь. Одни были ослеплены его титулом и победами, другие холодно и расчетливо пытались устроить свою судьбу. От этого становилось еще гаже, но Александр старательно улыбался и говорил ничего не значащие комплименты, мечтая о том, чтобы эти никчемные разговоры поскорее закончились. Он ждал, когда его обожаемый брат наконец соизволит остановиться, оглянуться и взяться за дела.

Эту победу нельзя промотать так же бездарно, как предыдущие! Нужно наладить отношения с провинциями, куда-то пристроить огромное количество вооруженных людей, которые умеют только воевать. Предстоит показать зубы Жозефу, расплатиться с циалианками, укрывавшими Эллу и ее новорожденного сына, поставить на место вконец обнаглевшего Джакомо и фронтерцев – одним словом, сделать так, чтобы никто не вздумал вновь поднять меч на короля – еще одной гражданской войны Арция не выдержит. Да и чисто по-человечески нужно дать женщинам оплакать убитых, нужно поддержать вдову Рауля и как-то устроить судьбу бедняжки Жаклин... Ее отдали на попечение сестры, но Александр сомневался, что Изабелла сможет защитить хоть кого-то. Да и видеть ежедневно человека, хладнокровно убившего отца и пусть и нелюбимого, но мужа... Такого злому врагу не пожелаешь, а Сандер был искренне привязан к Жаклин. Умом он понимал, что смерть Филиппа Гаэльзского была необходимостью, но от этого было не легче. Хорошо бы передать Лину на попечение матери Сезара, в доме Мальвани ее никто не унизит и не ограбит, но говорить об этом следует осторожно. Жаклин наследует половину состояния ре Фло, от такого богатства ни Жоффруа, ни Вилльо не отступятся. Девушка им не нужна, но вот ее земли... Ради жены Филипп не то что дочерью Рауля, а половиной света пожертвует.

Мысли Александра прервал чувствительный тычок в бок:

– Ты когда-нибудь перестанешь думать?

– Сезар?

– Нет, Скиталец... Сандер, право слово, не все так мерзко, как тебе кажется. Скоро они уже не смогут пить, потерпим пару кварт, и все вернется на круги своя.

– Твоими бы устами, – Александр улыбнулся, – нам пора, я полагаю.

– Ага, – комично вздохнул Сезар, – по мне уж лучше смотреть на пьяниц, чем на Иллариона... Тебе кто больше нравится: епископ или граф Реви?

– А тебе?

– По мне, так оба хуже, – хохотнул Сезар, – но нам действительно пора, не стоит приходить позже всех.

Они все же запоздали и с удовольствием не стали продираться к тому месту, где стояли члены королевской семьи. Храм Триединого стал еще богаче, но облупленные стены, на месте которых все, кроме Сандера, видели фрески, остались прежними. Равно как и епископ Илларион, чужой, строгий, равнодушный. Затеянная Эллой служба казалось бесконечной, но Малве и Эстре честно ее отстояли и с чувством выполненного долга направились к выходу. После душного полумрака собора весенний день казался особенно ярким и солнечным. Александр и Сезар, не торопясь, шли за покидавшими храм нобилями, стараясь по возможности никого не толкать. Внезапно толпа остановилась, и они не сразу сообразили, что это неспроста. Гул утих, и в наступившей тишине Александр услышал чей-то низкий гневный голос и злобный ответный крик Жоффруа.

Герцог Эстре стал быстро протискиваться вперед, его узнавали и расступались. Перепалка впереди нарастала, Жоффруа уже сорвался на визг, и сердце Александра сжалось от тоскливого предчувствия очередной неприятности. Если честно, Эстре не очень любил брата, вернее, очень не любил, но Жоффруа был Тагэре, а значит, его придется поддержать, по крайней мере публично. К счастью, Филиппа слышно не было, видимо, король предоставил спорщикам выяснять отношения самим. Но что же все-таки случилось?