Центурион - Саймон Скэрроу

— А ну, встать, как подобает перед командиром!

— Слушаю, господин префект! — мгновенно отреагировал тот, вытягиваясь в стойке и глядя Катону через плечо. — Прошу простить, но центурион Парменион вместе с приветом передает, что ему в помощь срочно нужны все возможные в наличии люди.

— Что стряслось?

— Прямое попадание в зернохранилище, господин префект. Несколько выстрелов легли рядом. Полыхает так, что удержу нет.

Наутро воздух был тяжел от прелого, горьковато-едкого запаха гари. Макрон ткнул калигой одну из все еще тлеющих корзин с почерневшим, частично обугленным зерном, от которого при ударе отшелушивалась корочка спекшейся золы. Напротив конюшен дымились пожженные остовы хлебных закромов. Где-то среди ночи у повстанцев вышел запас снарядов, и у защитников появилась возможность вплотную заняться тушением многочисленных пожаров, что заняло время до самого рассвета. До сих пор тлел непотушенный угол царских покоев, куда через высокое окно влетел шальной снаряд и поджег гобелены опочивальни. Правитель на время тушения был вынужден спешно ретироваться в свой зал приемов, куда теперь никого не пускали телохранители из греческих наемников.

В блеклом свете близящегося утра пелена дыма висела над цитаделью подобно савану, сумрачность которого усугублялась облаками от потушенного огня; мириады дымчатых струй всходили над выгоревшими строениями.

— Сколько удалось сберечь зерна? — тихо осведомился Макрон.

Катон сверился с вощеными дощечками:

— Тридцать корзин. Уцелело и большинство заготовленной конины. Сейчас люди у меня проверяют, что еще можно спасти из засыпных емкостей с фуражным зерном. Судя по всему, остаток будет небольшой.

— Понятно. — Макрон с тягостным вздохом махнул на дымящие напротив руины. — Так сколько у нас остается норм дневного рациона?

— По текущему распределению… на пару дней.

— Два дня, — невесело повторил Макрон. — Это при том, что людям рацион и так уже урезан наполовину.

— Можно урезать еще вдвое. Но тогда они скоро ослабеют настолько, что не смогут сдержать еще один приступ. — Катон поднял глаза от дощечек. — Боюсь, есть и еще одна каверзная новость.

— Правда? — криво усмехнулся Макрон. — Гляди-ка ты, нечаянность какая… Излагай.

— На тушение пожаров ушла уйма воды. Остаток ее запаса в емкости меньше одного локтя. Так что ее запас истечет примерно тогда же, как кончится еда. Ну а если последует еще одна ночка вроде этой, то тогда мы только в поджарки годимся.

— Вот срань, — ругнулся Макрон. — Неужто у тебя совсем уж нет для меня хороших новостей?

— Кое-что есть, — Катон ткнул стилом в дощечку. — Потери у нас достаточно легкие. Восемь умерших, из них пятеро иждивенцы из горожан. Ранено двадцать: трое от камней, остальные с ожогами. — Катон отложил свои записи и уставился на руины складов. — Не пойму только, почему они не предприняли еще одну попытку протаранить ворота или влезть на укрепления. Ведь наверняка догадывались, что мы на борьбу с огнем снимем со стен всех подчистую.

— Ответ, вообще-то, очевидный. Зачем расходовать людей, когда и так понятно, что нас можно выжечь или взять измором?

— Ну да, логично. — Катон зевнул и передернул плечами. — Какие будут приказания, господин старший по званию?

— М-м? — Макрон, прежде чем ответить, устало потер глаза. — Те из людей, кто ночь провел на стенах, пусть стоят в карауле первыми, остальные могут отдохнуть внизу. Заслужили. Передышка им необходима.

— А нам?

— Мы свое еще наверстаем. То первее, что главнее, — повернулся к другу Макрон. — Надо решить, как быть со снабжением пищей и водой — точнее, с его отсутствием. Надо бы послать к Термону, чтобы он созвал собрание: правитель, его советники, посланник и мы с Балтом.

— Будет сделано. На какой час звать?

— Чем скорей, тем лучше, — прикинул Макрон. — Часа, скажем, через три. В царском зале приемов.

— Слушаю.

Катон собрался было уходить, но тут друг тронул его за руку:

— А как там твоя девушка — Юлия? С ней все в порядке?

— Есть кое-какие ожоги, а так ничего, — сбивчиво ответил Катон. — Послание мне с нарочным прислала. Сам-то я ее с той поры не видел.

— Вовсе не обязательно передо мной оправдываться, дружище, — с легкой лукавинкой улыбнулся Макрон. — Просто отрадно сознавать, что она по-прежнему с нами. Если выберемся из этой переделки, у тебя есть какие-то… намерения?

— Не знаю, — пожал плечами Катон. — Говорить пока рано. В смысле, я-то бы, может, и вознамерился, но ведь она дочь сенатора, а я кто? Простой солдат.

— Не скажи, — ревниво возразил Макрон. — Солдат, но отнюдь не простой. Я бы даже не стал загадывать, до каких высот ты когда-нибудь дорастешь, Катон, но твои дарования у всех на виду. Включая посланника. Лично я думаю, он бы с охотой принял такого, как ты, себе в родню. А иначе он просто олух. Причем учти, такого впечатления он на меня явно не производит.

— Это уж точно, — отчего-то с некоторым унынием ответил Катон. — Не думаю, что мои отношения с Юлией так и останутся вне его видимости. Если он уже о них не прознал.

— Отношения? — проницательно поглядел на друга Макрон. — О какого рода отношениях мы, так сказать, ведем речь?

— Ты на что намекаешь? — ощетинился Катон.

— Я? На то и намекаю: вы уже успели меж собой, э-э… попритираться? — Катон насупился, вызвав у Макрона беззлобный хохоток. — Или, если принарядить обнаженность моей фразы, не заложили ли вы уже основу для вхождения во врата интимности?

Теперь рассмеялся уже Катон:

— Где это ты поднахватался таких слов?

— Да в одной книге. Какая-то там романтическая размазня, но мне тогда просто нечего было читать. Тем не менее откройся другу: было дело или нет?

Катон, помедлив, нехотя кивнул, на что Макрон ответил вздохом.

— Ну ты и хват. Ишь, какой прыткий. А я уж было возмечтал, что Семпроний будет иметь на тебя виды. Если она залетела, а он узнает об этом прежде, чем у тебя будет шанс обставить с ней все как с честной женщиной, запа́хнуть это может скверно. Ты же знаешь, как эти аристократы могут быть щепетильны. Чистоплюи, одно слово.

— Так что же мне было делать? Я люблю ее. А обернуться вполне может так, что мы все окажемся мертвы еще прежде, чем кто-то узнает, что она в положении. Так что же нам, сдерживать себя лишь для того, чтобы умереть в никому не нужном целомудрии?

— Хочешь сказать: куй железо, пока дают? — горько хмыкнул Макрон. — А знаешь, если честно, то я б на твоем месте, возможно, поступил бы точно так же.

— Ты-то? — усмехнулся Катон. — Да ты бы впился в женщину быстрее, чем Цицерон в зад триумвирату![25]