«Черные бушлаты». Диверсант из будущего - Александр Конторович

— Не знаю господин оберст-лейтенант…

— И я не знаю… К сожалению я поздно получил все это, — он кивнул на документы. — Иначе бы… Хорошо, что я успел передать приказ гауптману. А то бы вы до сих пор были там. И один только Господь знает — сколько похоронных извещений мне пришлось бы еще сегодня написать? Какая бы у него ни была ценная голова — я не готов платить за неё ТАК дорого.

— Но ОН же уйдет!

— И пусть уйдет. У него своя задача и своя цель. И она — не здесь. Я бы не хотел, чтобы ваши пути еще раз пересеклись бы. Я — другое дело. Но Я был ТУТ. Я могу драться с ним на равных, а вот вы — еще нет. А ОН — уходит. Уходит, скорее всего — к своим. И, слава Богу! Я не хочу иметь в своем тылу этот ходячий кошмар. Заметьте — он шел тихо и никому не мешал до тех пор, пока его не пытались остановить. Как только кто-то ему начинал мешать — начиналась бойня. ПОКА вы не готовы воевать с таким противником. Учитесь, пока у вас есть такая возможность. Умереть вы еще успеете.

Вот так и произошла моя первая встреча с русским спецназом…

— Да, господин полковник, это действительно интересно. Но, ведь наши солдаты в своих тренировках учитывают и эти особенности противника? Наверняка, подобные случаи уже не раз рассматривались и изучались компетентными специалистами?

— И рассматривались и изучались. Еще в вермахте. Поверьте, там тоже служили далеко не самые простые люди. Что бы ни говорили о них сейчас политики, это были высокообразованные, знающие свое дело специалисты.

— Тогда, господин полковник, я не совсем понимаю ваши опасения. Говоря медицинскими терминами, если известна причина болезни — то можно найти и лекарство от нее.

— Безусловно. Я могу в течение некоторого времени подготовить и обучить определенное количество специалистов высокого класса. По своему уровню боевой подготовки они будут равны любому солдату любого спецподразделения. А то — и выше. Но, это не самое главное.

— А что же тогда?

— Голова. Вот самое страшное оружие любого солдата. Кем бы он ни был обучен, и где бы он не воевал. Все равно, каким оружием он при этом пользуется.

— А не могли бы вы подробнее пояснить это?

— Поверьте, по своим боевым качествам, многие из нас уже тогда, мало чем уступали этому русскому. А то — и превосходили. И уж, безусловно, мы превосходили его по своим физическим данным. Я видел его лицо в бинокль — обыкновенный, уже немолодой, мужчина. Он не отличался какими-то особенными пропорциями, не имел спортивной фигуры и тренированных мышц, как большинство наших солдат. Обычный человек, как и большинство окружающих. Но поставьте моего солдата и этого русского в одинаковые условия и посмотрите — что они будут делать.

— И что же?

— Каждый из них будет искать пути выполнения поставленной задачи. Но, действия своего солдата я могу спрогнозировать и объяснить, так как они основаны на абсолютно очевидных, и понятных нам принципах мышления. А вот действия русских, в большинстве случаев, такой логики не имеют. То есть, они не имеют такой логики с нашей точки зрения. Сами русские считают наоборот. Для них такие действия естественны и понятны. Попробую пояснить. Что сделал бы на месте того русского любой наш солдат? Предположим — он убежал бы из плена. Абсолютно естественно было бы максимально далеко отойти от места пленения. Русский — остался на месте. Хотя мог бы уйти ночью совершенно спокойно. Далее. Что сделал бы наш солдат, видя подавляющее превосходство противника? Скрылся бы и постарался не привлекать к себе внимания. И был бы прав! Никакая поисковая операция не может длиться постоянно. День, максимум два — и она будет завершена. И тогда — иди куда угодно, никто уже не помешает. Русский поступил совершенно наоборот. Он идет в самую гущу противника, возглавляет одно из подразделений и ведет его на, им же самим и установленные, мины. При этом он не мог не осознавать опасности для себя. Он и сам мог погибнуть от своих мин. Так и вышло — он был ранен. Но даже осознание этой опасности его не остановило. Я до сих пор помню его лицо. Он стоял под прицелом пулемета и спокойно похлопывал себя по бокам, грелся. Он, безусловно, понимал, что может быть раскрыт в любой момент, однако был совершенно спокоен и даже флегматичен. Рауф ему не доверял, он вообще был недоверчив, и поэтому допрашивал очень тщательно. Впоследствии, я долго выяснял у него все обстоятельства их разговора. Русский совершенно не боялся. Он вел себя так, будто играл эту роль уже не в первый раз. Я не могу себе представить всю дьявольскую изворотливость его ума, но, похоже, он заставил Рауфа играть по своим нотам. До сих пор не понимаю — как? Такое впечатление, что он заранее предвидел не только все вопросы лейтенанта, но и спрогнозировал все его дальнейшие поступки. И руководил ими, дергая за ниточки, как кукловод. Да, мы все тогда плясали под его дудку. И не понимали этого. Мы полагали, что сами принимаем свои решения, но все время оказывалось, что идем по проложенному им пути. Он не хотел, чтобы мы пошли по его следам. И мы этого не сделали. Он мог спрятаться и переждать, вместо этого ввязался в безумную, нелогичную и необъяснимую схватку. И в итоге — выиграл ее. Он ушел, и никто не последовал за ним. Страх остановил нас. Вернее — он остановил нашего командира. Он тогда сумел принять абсолютно правильное решение. Пиррова победа хороша только в литературе. Рейнеке был прав, я тогда не сразу это понял. Это совершенно иной уровень работы, умение видеть вперед, Бог знает — как далеко. Оберст-лейтенант понимал это, да он и сам был из таких. Многое из того, что он умел, мы сумели понять и применить на практике. Но, даже сейчас, во всеоружии собственных знаний, я не хотел бы вновь пережить этот день.

— Почему же, господин полковник?

— Тот русский. Он ведь не спал все это время в берлоге, как медведь. Он тоже учился, как и мы. Возможно — что и у нас. Они очень прилежные ученики, эти русские. И кто знает — какими еще дьявольскими приемами он, и ему подобные обогатили свой, и без того — немаленький, арсенал? Да, и кроме того, таких людей у нас я встречал, может быть, два или три раза за всю жизнь. Рейнеке, Шайнеман — пожалуй, что и все. А вот среди русских — их гораздо больше. Самое страшное, что внешне это совсем обычные люди. И только в критический момент ты вдруг начинаешь понимать, что все то, что ты видел ранее — неверно и не соответствует действительности. И мирный бюргер вдруг преображается в страшного противника с непредсказуемой логикой поведения, отключенными тормозами и снятыми ограничителями. Поверьте мне, молодой человек, это — страшно. И я бы очень не хотел бы вновь увидеть, пусть даже и в бинокль, холодный и равнодушный взгляд этого русского…

— Ханс! Ханс! Вассер!

Я осторожно выглянул в щель. Ну, так и есть, снова толстый Герман чем-то недоволен. Видимо его нерасторопный ассистент опять что-то недоделал вовремя. Ага, вон он — ведра тащит. Воды, значит, вовремя не принес — теперь будет скакать как конь педальный. Насколько я за это время успел изучить Германа, отдыхать он ему теперь долго не даст.

Вот уже второй день я сижу на чердаке небольшого домика, в котором и квартирует толстый Герман. Он повар и возле дома стоит его кухня. То, что зовут его Германом, я уяснил из мельком услышанных разговоров — к нему так обращались солдаты. Ну, а то, что он толстый — видно невооруженным взглядом. Повар он, кстати, неплохой. Еще ночью, забираясь на чердак дома, я не удержался и заглянул на кухню. Прихватизировав около нее парочку мисок, я щедро пошуровал половником в кухне. Результат оказался весьма и весьма неплохим — каша с мясом. Уже доедая неожиданный подарок, я услышал разговор около кухни — Герман наделял пищей нескольких немцев в маскхалатах. Что-то они припозднились, ведь ужин давно уже закончился? Или для них существует особое расписание? По-видимому, я оказался прав, ибо после того, как немцы удалились, Герман озадачил ассистента мыть кухню и удалился в дом. Надо полагать, что там он и уснул, ибо наружу он появился только утром и выглядел хорошо отдохнувшим. Весь день от кухни несло соблазнительными запахами, а галдеж голодных фрицев и лязг заполняемых на кухне термосов мешал мне спать. Именно так, ибо ночью я поспать не рассчитывал.