Мотылек летит на пламя - Лора Бекитт

— Не проще ли их освободить?

— Не положено. Война. Ну так как?

Джейк замер. Человек в нем бунтовал, но врач — врач, безусловно, давал согласие. И потом… потом ему было немного стыдно: каждый из тех, кто сидел за столом Энгуса Китинга, накрытым в честь приезда его младшего сына, принимал хоть какое-то участие в войне; даже тот, кто не был в армии.

Так, отец под строжайшим секретом и с величайшей гордостью поведал Джейку о том, что участвовал в шпионских операциях. В его лавке отоваривались леди, бывшие агентами южной разведки: они покупали платья и шляпки, которые Энгус упаковывал в коробки с двойным дном, куда вкладывались письма с тайными сведениями. Коробки пересылались «подругам», живущим в других городах, и ни один янки не мог догадаться о подвохе.

— Это надолго?

— Не думаю. Полагаю, война скоро закончится.

— Хорошо, я согласен.

Так Джейк Китинг очутился в военном лагере, представлявшем собой огромное, огороженное частоколом пространство с примитивными укрытиями и наспех прорытыми каналами: для питьевой воды, купания и стирки и — для сбора сточных вод. Во время дождей вода в этих каналах смешивалась, что служило источником кишечных болезней. В первую очередь Джейк отправился к начальству именно с этой проблемой и получил ответ:

— Наше правительство печется о тех, кто воюет против мятежников, а не о тех, кто попал в плен. Кому повезет, тот выживет, а об остальных позаботится Бог.

Заключенных кормили кукурузной кашей, бобовым супом и заплесневелыми сухарями. Лазарет был забит до отказа — больные вповалку лежали на полу. Медикаментов и перевязочного материала практически не было; не хватало даже одеял. Раненые умирали быстро и молча — от пневмонии, гангрены, тифа. Умирали, облепленные жадными, жирными, ленивыми мухами. А души тех, кто имел шанс выжить, были непоправимо искалечены войной.

Джейку, который зачастую не мог помочь ни больным, ни здоровым, оставалось признать, что таков коварный замысел Бога: в свое время ему удалось улизнуть от кровавой бойни, зато теперь он сполна повидал истерзанных жертв этой ужасной войны.

Поскольку многие из раненых, которые умерли у него на руках, не смогли или не успели назвать свое имя, он попросил у начальства списки пленных.

Время от времени он просматривал их и однажды наткнулся на знакомое имя: Юджин Фрэнсис О’Келли, капитан.

Ошибки быть не могло. Юджин О’Келли, сын мистера Уильяма и брат Сары. Джейк вспомнил его высокомерие истинного южанина, яркие рыжие волосы, живые карие глаза, ленивую грацию льва, нежащегося на солнцепеке, но готового к прыжку.

Он стал искать Юджина среди здоровых, потом — среди больных. И нашел, полумертвого, исхудавшего, бледного, погибающего от тяжелой пневмонии.

Джейк попросил одного из охранников купить лекарства в ближайшем городке и дал ему деньги. Спасая одного и не имея возможности должным образом позаботиться об остальных, он ощущал вину и бессилие, но другого выхода не было.

Когда Юджин пришел в себя, Джейк засыпал его вопросами:

— Вы меня узнаете? Как вы здесь оказались? Как долго вы находитесь в лагере?

— Узнаю, — прошептал тот, — вы явились из прошлого. Сколько времени я здесь? Мне кажется, вечность. Я кочую по лагерям с того самого времени, как наши солдаты впервые задали янки жару у речки Булл-Ран.

— Почти с начала войны! Но ведь тогда еще существовал обмен!

— Я вел себя буйно, меня не хотели обменивать и стремились уничтожить. Они почти добились своего — теперь я развалина, полутруп.

— Вы выкарабкаетесь — ведь в вас течет ирландская кровь! Я вам помогу.

Его взор слегка потеплел.

— Благодарю вас, Джейк. Вы не знаете, что с отцом и Сарой?

Когда речь зашла о Саре, Джейка посетило странное чувство — смесь смущения и досады. Он подумал о том, что должен постараться вывести Юджина за пределы лагеря хотя бы ради его сестры.

— Не знаю. Я уволился сразу после… истории с мисс Айрин.

— Вы еще помните об этом?

Уловив в его тоне небрежность, Джейк невольно взорвался:

— Что поделать, если лицо вашей потерявшей рассудок кузины стоит перед моими глазами все эти годы, а в ушах звучит ее просьба вернуть ей ребенка!

Юджин прикрыл глаза и сказал:

— Не кричите. Если я в чем-то виноват, то наказан сполна. Вместо воинской доблести — позор вражеского плена, вместо боевых наград — вши.

— Важно не то, наказаны вы или нет, а поняли ли вы, что совершили, — заметил Джейк. — Вам повезло, что у вас нет ни семьи, ни детей.

— Я всегда считал, что семья — это якорь, который мешает свободному плаванию.

— Надеюсь, когда-нибудь вы измените свое мнение.

Пока Юджин поправлялся, Джейк более пристально, чем обычно, наблюдал за лагерной жизнью. Освобождать одного Юджина не имело смысла, надо было дать шанс еще нескольким конфедератам. К сожалению, большинство пленных ослабли физически и растеряли силу духа. Они не могли напасть на охрану, да и оружия не было. И Джейк не мог рисковать, пытаясь договорить с кем-то из янки.

На территории лагеря работали негры — ныне свободная наемная сила. По вечерам их выводили за территорию, и отношение к ним было несравненно лучше, чем к пленным конфедератам, что вызывало нескрываемую злобу последних. Видя это, Джейк с горечью говорил себе, что едва ли его страна когда-то преодолеет противоречия и распри между белыми и черными.

В лазарете худо-бедно топились печки; однажды взгляд Джейка упал на угольную сажу, и в голове зародилась спасительная мысль.

Для начала нужно было договориться с чернокожими. Джейк несколько раз им помогал: одному подсказал, как избавиться от чесотки, другого излечил от кровавого поноса, но этого оказалось недостаточно для того, чтобы они пошли ему навстречу.

Это были уже не те негры, что представлялись белым пешками, которые те не спеша передвигали по доске, разгоняя лень и скуку. И далеко не те рабы, чья жизнь состояла из ритуалов, которые они не смели нарушить, и проходила за рамками, какие они не смели переступить.

Одни из них прямо и нагло отказывали Джейку, другие твердили, привычно уставившись в землю:

— Что вы, мистер, я не могу: меня прогонят, а то и убьют!

Как ни странно, Джейк встретил сопротивление и со стороны Юджина.

— Истинные южане верны себе до конца! Чтобы обрести свободу и спасти свою жизнь, я бы мог перейти на сторону янки, но отказался. Мои товарищи ели крыс — я не стал. Точно также я не согласен притворяться черномазым.

— Тогда вы погибнете.

— Пусть.

— Вы думаете только о себе, вам не приходит в голову вообразить, во что превратился Юг. Поместья сожжены, поля вытоптаны, рабы разбежались. Хлопка, скорее всего, давно нет. Ничего нет. Возможно, ваша сестра осталась одна, без родных, без крова, и ей нужна помощь. Ваша глупая гордость и непримиримая самонадеянность преступны. Вы должны любой ценой вернуться домой!