Сентябрь - Розамунда Пилчер

— Я скоро вернусь, — сказала она им. Они заколотили кренделями обрезанных хвостов, и под их взглядами она почувствовала себя чуть ли не палачом, но все-таки оставила их и, пройдя по камням двора, открыла дверь старой кузницы. Дермот сидел, обложившись бумагами, в своем крошечном, как птичья клетка, стеклянном кабинетике и говорил по телефону, но, увидев Вирджинию, помахал ей рукой и включил свет. В магазине зажглись четыре висящие на шнурах лампочки, лишь слегка рассеяв мрак. Какого только хлама здесь нет: столы и комоды, на них громоздятся стулья, высятся огромные платяные шкафы, тут же молочные сепараторы, тазы для варки варенья, разномастная фарфоровая посуда, медные каминные решетки, угловые шкафы, карнизы, диванные подушки, потертые ковры… Затхло, пахнет сыростью. В душе Вирджинии проснулся охотничий азарт. Походы к Дермоту были своего рода лотереей: никогда не знаешь, что вдруг случайно удастся отыскать, да и сам Дермот не знает.

Она двинулась по узкому проходу между нависающей мебелью с чуткой настороженностью спелеолога. Она уже чувствовала себя не такой несчастной. Хождение по магазинам — отвлекающая и успокаивающая терапия, и Вирджиния позволила себе роскошь забыть на время об Эдмунде, об утренней драме и о завтрашней трагедии.

Подарок для Кэти… Ее глаза выхватывали то один предмет, то другой. Интересно, сколько стоит этот комод, вот это кресло с широкими подлокотниками… поискала пробу на помятой серебряной ложке, порылась в ящике со старыми ключами и медными дверными ручками, полистала страницы почтенного дряхлого фолианта… Увидела кувшинчик для сливок, облитый синей глазурью, стерла с него пыль — нет ли трещин и сколов, но кувшинчик был цел.

Дермот кончил говорить по телефону и подошел к ней.

— Здравствуйте, дорогая Вирджиния.

— Здравствуйте, Дермот.

— Ищете что-то определенное?

— Подарок для Кэти Стейнтон, — она показала на кувшинчик. — По-моему, очень милый.

— Да, прелесть, небесная синева. Я так люблю этот глубокий насыщенный кобальт.

Дермот был полный, с гладким без морщин лицом, пожилой и в то же время как бы без возраста. Щечки у него были розовые, легкие седые волосы стояли над головой, как нимб. На нем был выцветший зеленый вельветовый пиджак с множеством отвисших карманов, на шее эдаким эффектным узлом завязан платок в красный горошек.

— Вы сегодня вторая покупательница, которая пришла за подарком для Кэти.

— А кто была первая?

— Пандора Блэр. Она заскочила утром. Так приятно было увидеть ее снова. Когда она вошла в дверь, я глазам своим не поверил. Она ничуть не изменилась, а ведь прошло столько лет.

— Мы вчера обедали в Крое.

Вирджинии вспомнился вчерашний день, и она подумала, что день был чудесный, один из тех, которые запоминаются на всю жизнь, о них потом с удовольствием говорят в старости, когда не осталось ничего, кроме воспоминаний: «Пандора как раз приехала домой с Майорки, привезла Люсиллу и какого-то молодого австралийца, забыла его имя. Мы играли в крокет, а Эдмунд и Пандора качались на качелях, Пандора заснула, и мы все потом дразнили Эдмунда, какой он увлекательный собеседник, усыпил даму в прямом смысле слова».

— Я раньше никогда не видела Пандору.

— Ах да, конечно. Как время летит, с ума сойти.

— А что она купила для Кэти? Вдруг то же самое?

— Пандора купила лампу, китайскую фарфоровую лампу, а абажур для нее я сделал сам, из белого шелка на нежно-розовой подкладке. Потом мы выпили по чашечке кофе и обсудили все новости. Она очень огорчилась, когда я рассказал ей, что Теренс умер.

— Как не огорчиться. — Вирджиния испугалась, что Дермот сейчас заплачет, и быстро переменила тему. — Знаете, Дермот, я, пожалуй, возьму кувшинчик. Кэти может наливать в него сливки или ставить цветы, и вообще он хорош сам по себе.

— Лучшего подарка не найти, можете не сомневаться. Но куда же вы, посмотрите что-нибудь еще…

— С удовольствием бы, но со мной собаки, я их вывела погулять. Кувшинчик заберу на обратном пути и выпишу вам чек.

— Договорились. — Он взял у Вирджинии из рук кувшинчик и повел ее извилистым проходом к двери. — Вы будете на пикнике у Ви в четверг?

— Буду. И Алекса будет. Она приезжает на бал с приятелем.

— Замечательно. Давно я не видел Алексу. Постараюсь с кем-нибудь договориться, чтобы заменили меня на этот день в магазине; а не договорюсь, так просто закрою его и приду. Я обязательно хочу быть на пикнике у Ви.

— Надеюсь, погода не подкачает.

Они вышли из мрачного магазина на солнечный свет. Увидев их, собаки с восторженным визгом вскочили и устремились к Вирджинии, путая поводки.

— Как Эдмунд? — спросил Дермот.

— Летит в Америку.

— Не может быть! Я не согласился бы на его работу за весь чай, который есть в Китае.

— Зря вы его жалеете, он обожает эту цыганскую жизнь.

Вирджиния отвязала собак, помахала на прощание Дермоту и пошла дальше; последние дома Страткроя остались позади. Прошагав полмили, она оказалась у моста через реку на западном конце деревни. Мост был очень старый, горбатый, когда-то пастухи гоняли через него скот. На той стороне вдоль берега вилась в тени деревьев дорожка, она вела домой, в Балнед.

На мосту, в самой его высокой точке, Вирджиния сняла с собак поводки и отпустила на свободу. Их как ветром сдуло: возбужденные запахом зайцев, они нырнули в заросли папоротников и ежевики. Время от времени они подавали голос, желая доказать, что не теряют времени даром, или высоко подпрыгивали над ежевикой, и их длинные волнистые уши взлетали, точно меховые крылья.

Пусть бегают, решила Вирджиния. Это охотничьи собаки Эдмунда, великолепно выдрессированные, умные, послушные. Довольно лишь свистнуть, и они вернутся к ней. На старом мосту было приятно постоять. Каменная ограда нагрелась на солнце, Вирджиния положила на нее локти и стала смотреть на быструю бурую воду. Они с Генри любили бросать палки с этого моста: кинут навстречу течению, а потом бегут по берегу, и кто первый увидит палку, тот выиграл. Иногда палки не выплывали, наверное, их цепляла какая-то невидимая преграда.

Как Эдмунда…

Наедине с рекой Вирджиния почувствовала в душе довольно сил, чтобы думать об Эдмунде, который сейчас, наверное, летит над Атлантическим океаном, влекомый, словно магнитом, прочь от жены и от сына как раз в то время, когда он больше всего им нужен. Этот магнит — его работа, Вирджиния ревновала к ней, возмущалась и чувствовала себя брошенной, как будто он уехал на свидание с любовницей. Она сама себе удивлялась, потому что все эти годы, как бы надолго ни уезжал от нее Эдмунд, хоть на другой конец земного шара, в каких бы далеких городах ни жил, она никогда не ревновала его к другим женщинам, не терзалась, не представляла себе, как он изменяет ей. Однажды она сказала в шутку, что ей безразлично, есть у него там кто-нибудь или нет, лишь бы она ничего не знала. Главное, что он всегда возвращается домой. Но сегодня она бросила трубку, не попрощавшись, забыла сказать Генри, что отец просил позвонить. Мучаясь сознанием вины, она лелеяла свои обиды. Эдмунд сам во всем виноват, пусть хорошенько подумает. В другой раз не станет…