Плоть и кровь - Иэн Рэнкин

— Чем могу вам помочь, инспектор?

— Мистер Ботуэлл, это инспектор Абернети. Мы хотели бы переговорить с вами.

— Сейчас тут у нас сумбур. Я так еще и не успел подыскать замену Кевину Странгу.

— Мы настаиваем, — сказал Абернети.

В присутствии двух требовательных полицейских в зале торговля в баре пошла вяло. Танцы прекратились. Все ждали: сейчас что-то случится. Ботуэлл смирился с неизбежным.

— Пройдемте в мой кабинет.

Абернети помахал на прощание толпе клиентов и последовал за Ребусом и Ботуэллом в фойе. Они прошли за стойку дежурного на входе, и Ботуэлл отпер дверь. Он сел за свой стол и вперил взгляд в полицейских, которым пришлось втискиваться в оставшееся пространство.

— Большой кабинет — потеря места, — извиняющимся тоном сказал он.

Места здесь было не больше, чем в чуланчике для швабры и ведра. Над головой Ботуэлла на полке стояли рулончики для чековых аппаратов, на стенах висели окантованные ковбойские плакаты, повсюду валялся всякий хлам и безделушки, какие можно приобрести на барахолке.

— Нам удобнее было бы поговорить в туалете, — сказал Ребус.

— Или в отделении, — подсказал Абернети.

— Кажется, мы прежде не сталкивались, — довольно любезно сказал ему Ботуэлл.

— А я с дерьмом сталкиваюсь, только когда подтираю задницу.

После этих слов улыбка с лица Ботуэлла исчезла.

— Инспектор Абернети из Особого отдела, — сказал Ребус. — Он приехал расследовать дело «Щита».

— «Щита»?

— Не стоит строить из себя невинного мальчика, мистер Ботуэлл. Вам не предъявляют обвинений. Пока не предъявляют. Мы просто хотим, чтобы вы знали: мы взялись за вас всерьез.

— И на тормозах это дело не спустим, — в том же тоне добавил Абернети.

— Впрочем, вы можете облегчить свою участь, если расскажете о Дейве Саутаре.

Ребус застыл в ожидании и положил руки на колени. Абернети закурил и выдул дым сигареты через заваленный безделушками стол. Фрэнки Ботуэлл переводил взгляд с одного полицейского на другого.

— Это что — шутка? Для Хеллоуина рановато — рановато пугать людей без причины.

Ребус огорченно покачал головой:

— Неверный ответ. Вы должны были сказать иначе: «Кто такой Дейви Саутар?»

Ботуэлл откинулся на спинку стула:

— Ну хорошо. Так кто такой Дейви Саутар?

— Я рад, что вы спросили, — сказал Ребус. — Он ваш подручный. И вероятно, вербовщик. А сейчас он пустился в бега. Вы знали, что часть оружия и взрывчатки он утаивает для личных целей? Мы получили признательные показания.

Это было неприкрытой ложью, и Ботуэлл осклабился. Но улыбочка лишь укрепила подозрения Ребуса в его вине.

— Зачем вы финансировали молодежный клуб в Гар-Би? — спросил он. — Для вас это рекрутский центр? Будучи анархистом, вы взяли себе имя Кухулин. Кухулин — легендарный ольстерский герой, от которого и пошла Красная рука. Так что все произошло не случайно. Вас выгнали из ордена оранжистов за чрезмерный фанатизм. В начале семидесятых вы были связаны с Тартановой армией. Они грабили армейские базы и похищали оружие. Может быть, это и навело вас на мысль.

Ботуэлл, по-прежнему улыбаясь, спросил:

— Какую мысль?

— Вы знаете.

— Инспектор, я не понял ни слова из того, что вы сказали.

— Не поняли? Тогда поймите вот что: вам до скамьи подсудимых осталось полшага. Но что еще важнее: мы собираемся найти Дейви Саутара, потому что, если он совсем распоясается, имея на руках оружие и взрывчатку…

— Я по-прежнему не понимаю, о чем вы…

Ребус вскочил со своего места, схватил Ботуэлла за лацканы, притянул к столу. Улыбка исчезла с лица Ботуэлла.

— Я был в Белфасте, Ботуэлл. Я провел некоторое время на севере. Меньше всего там нужны такие ковбои, как ты. Так что кончай юлить и говори, где он!

Ботуэлл высвободился из хватки Ребуса. При этом лацкан его пиджака наполовину оторвался. Лицо у него посинело, глаза горели. Он встал, уперев костяшки пальцев в стол, и подался вперед, приблизив лицо к Ребусу.

— Никто не смеет трогать меня, — проговорил он. — Это мой девиз.

— Ух ты, — сказал Ребус. — Наверно, знаешь, как это будет по-латыни. Ну что, получил кайф той ночью в тупичке Мэри Кинг?

— Вы с ума сошли.

— Мы же из полиции, — лениво сказал Абернети. — Нам платят за то, чтобы мы были сумасшедшими, а у вас-то какая причина сходить с ума?

Ботуэлл посмотрел на одного, потом на другого и медленно опустился на свой стул.

— Я не знаю никого по имени Дейви Саутар. Я не знаю ничего ни про бомбы, ни про «Щит и меч».

— Я не говорил «Щит и меч», — сказал Ребус. — Я сказал «Щит».

Ботуэлл промолчал.

— Но раз уж вы сами об этом сказали, я припоминаю, что ваш отец, священник, состоял в «Щите и мече» со дня основания. Его имя есть в документах. Это было раскольническое ответвление Шотландской национальной партии. Я думаю, вы и про нее ничего не знаете?

— Ничего.

— Да? Забавно. Вы ведь состояли в молодежном отделении.

— Состоял?

— Это ваш отец привил вам интерес к Ольстеру?

Ботуэлл медленно покачал головой:

— Вы никогда не останавливаетесь на полпути, я вижу?

— Никогда, — подтвердил Ребус.

Дверь открылась. Появились двое вышибал, обычно дежуривших у входной двери. Они стали, сложив руки на груди и широко расставив ноги. Они определенно закончили школу этикета для вышибал. И Ботуэлл определенно нажал кнопку под столешницей и вызвал их.

— Проводите этих ублюдков за дверь, — приказал он.

— Никто меня никогда не провожает, — сказал Абернети, — разве что она носит мини-юбку и я ей заплатил.

Он встал и повернулся к вышибалам. Один из них попытался взять его за руку. Абернети схватил его запястье и резко вывернул. Охранник упал на колени. Для второго вышибалы места практически не осталось, и тот нерешительно поглядывал на происходящее. Ребус рывком втащил его в комнату и швырнул на стол. Ботуэлл оказался придавленным под ним. Абернети отпустил другого вышибалу и вслед за Ребусом вышел на улицу пружинистым шагом, глубоко дыша теплым летним воздухом Эдинбурга.

— Я получил большое удовольствие.

— И я тоже. Но как по вашему, сработало?

— Будем надеяться. Мы вынуждаем их действовать определенным образом. У меня такое чувство, что они сейчас пустятся во все тяжкие.

В этом и состоял их план. Но у каждого плана есть резервный вариант. Их резервным вариантом был Большой Джер Кафферти.