Бандолеро - Майн Рид

более острым углом. Множество толстых ветвей на огромном дереве позволило сделать выбор.

Фургон разобрали — на это ушло лишь несколько минут — и первым делом втащили наверх дно. Эта задача, далеко не легкая, потребовала соединенных усилий всей семьи. К одному концу привязали крепкие ременные вожжи и затем перекинули их через сук, росший ярусом выше, чем те, на которые должен был лечь помост. Черныш взобрался наверх, чтобы оттуда направлять громоздкую платформу, остальные же всей своей тяжестью навалились снизу нa импровизированный канат; даже маленький Ян тянул изо всех силенок, хотя на силомере он выжал бы не больше одного английского фунта.

Наконец платформу втащили, и она благополучно водрузилась на опорных сучьях; и тогда поднялся снизу ликующий хор голосов, а Черныш радостно откликался из гущи ветвей.

Самая трудная половина работы была завершена. Оставалось втащить по частям кузов и собрать его затем наверху в прежнем виде. Пришлось еще срубить несколько ветвей, чтобы расчистить место для парусинового верха. Но вот и его втащили и натянули.

К заходу солнца все было на своем месте, воздушный дом приспособлен для ночлега; и действительно, в ту же ночь они спали в этом доме, — «забравшись на насест», как шутливо выразился Ганс.

Однако они еще не считали свое новое жилье вполне законченным. На следующий день они еще продолжали трудиться над ним. Из длинных шестов было сделано продолжение платформы, соединившее фургон со стволом дерева, так что образовалась широкая терраса, по которой можно было двигаться.

Шесты были крепко переплетены ветвями красавицы плакучей ивы; она часто встречается в этих краях, и несколько старых плакучих ив росло у озера. В довершение всего на помост наложили толстый слой глины, взятой на берегу. В случае нужды можно было даже развести костер и варить ужин в воздушном жилище.

Когда главное строение было закончено, Черныш смастерил на других сучьях огромной нваны помост для себя и еще один — для Тотти. Над каждым из этих помостов он соорудил навес, защищавший их обитателей от дождя и росы.

Странное впечатление производили эти два навеса, каждый величиною с обыкновенный зонтик. Странное, потому что это были уши слона!

Глава 26. ДРАКА ДИКИХ ПАВЛИНОВ

Теперь ничто больше не мешало ван Блоому приступить к самому главному в его новой жизни, то есть к охоте на слонов. Он решил начать немедленно: он сознавал, что, пока не «уложит» хотя бы трех — четырех исполинов, ему не найти покоя. Ведь могло случиться и так, что не удастся убить ни одного; что станется тогда со всеми его большими надеждами и планами? Все окончится новым разочарованием, и в его трудной жизни ничто не переменится. Нет, переменится, но к худшему: потерпеть неудачу в каком-либо предприятии означает не только потерю времени, но и напрасную трату душевных сил. Успех поднимает дух, мужество, веру в себя, что способствует новым удачам, тогда как поражение ведет к робости и унынию. В этом смысле всякая неудача опасна; а потому, затевая какое-нибудь предприятие, надо наперед удостовериться, что оно вполне возможно и осуществимо.

Между тем ван Блоом был совсем не уверен, что его широкий план осуществим. Однако при данных обстоятельствах охотник не мог выбирать. У него не было в то время иных средств к существованию, и он решился испытать ту единственную возможность, какая раскрывалась перед ним. Он верил в свои расчеты и мог твердо надеяться на успех; но перед ним была неизведанная дорога. Неудивительно, что ему не терпелось скорее приступить к делу, скорее узнать, велики ли шансы на удачу.

Итак, он встал рано утром и отправился в путь. Его сопровождали только Гендрик и Черныш, так как он все еще не решался оставлять детей на одну лишь Тотти, которая сама была почти таким же ребенком. Поэтому Ганс остался в лагере.

Охотники двинулись сперва по течению речушки, которая брала начало в роднике и, растекшись озером, бежала дальше. Это направление они избрали потому, что здесь было больше кустарника, а они знали, что слонов скорее встретишь в лесу, чем в открытых местах. Между тем только близ реки было много леса. По обоим ее берегам тянулась широкая полоса джунглей. За ними шли разбросанные рощицы и перелески, а далее открывалась равнина, почти лишенная деревьев, хоть и одетая на некотором расстоянии ковром сочных трав. Она переходила в дикую степь, простиравшуюся на восток и запад, насколько хватал глаз. С севера, как мы уже упоминали, высился горный кряж, а за ним начиналась выжженная, безводная пустыня. Только с юга лежало то, что единственно еще напоминало лес; и, хотя такие невысокие заросли едва ли могли притязать на это имя, все же казалось довольно правдоподобным, что тут водятся слоны. «Лес» состоял преимущественно из мимозы, представленной в нескольких разновидностях; листья, корни и нежные ее побеги — любимое лакомство травоядного гиганта. Встречалась здесь и жирафья акация с ее тенистой зонтовидной кроной. Но над всем господствовала мощными вершинами нвана, накладывая особый отпечаток на ландшафт.

Охотники заметили, что, чем дальше они шли, тем шире делался ручей. Временами, особенно после обильных дождей, он, несомненно, получал большой приток воды и превращался, верно, в значительную реку. Однако по мере того как расширялось русло, вода в нем, напротив, все убывала и убывала, пока на расстоянии мили от лагеря не иссякала совсем.

Еще на полмили текучую воду сменила цепь стоячих прудов; однако широкое, сухое русло шло и дальше, и по обоим его берегам беспрерывно тянулся кустарник, такой густой, что продвигаться вперед возможно было только по самому руслу.

По пути попадалось немало разной мелкой дичи, вспархивавшей чуть ли не из-под ног. У Гендрика чесались руки «снять» хоть несколько штук, но отец запретил ему стрелять прежде времени: выстрел мог спугнуть ту крупную дичь, ради которой они отправились в путь и на которую могли натолкнуться с минуты на минуту. Гендрика успокоили, что на обратном пути ему дадут испытать свою ловкость; ван Блоом