Война. Истерли Холл - Маргарет Грэм

Рон положил руки Эви на плечи, и при всех она заплакала: о тех, кто не вернется, о тех, кто будет доживать жизнь с ранами, которые уже не залечить, о своих друзьях, потерю которых она не вынесет, о том, каким чудовищным преступлением была вся эта война. Но прежде всего об этом замечательном дереве, которое обязательно должно вырасти до небес.

Два дня спустя, когда Эви вместе с миссис Мур и Энни готовила куриную запеканку на кухне, в заднюю дверь оглушительно застучали.

– Войдите и заприте за собой щеколду. Мы не в хлеву живем, – крикнула она, разрезая курицу на куски и передавая их Энни, чтобы она обваляла их в муке. Затем миссис Мур быстро обжаривала их на сковородке, прежде чем отправить томиться в духовку.

За мойкой Моди и Джойс гремели и звякали сковородками, но Эви смогла расслышать топот сапог. Она обернулась, и перед ней был он, ее Джек, ее прекрасный паренек, а вместе с ним и Март. Она налетела на них, заключила обоих в объятия и целовала, целовала их по очереди, снова и снова, пока они сами ее не остановили.

– Ну же, успокойся, красавица, ты нас придушишь, и на этом все кончится, – засмеялся Джек.

Они были такие худые, такие старые, такие потрепанные, но это были они. Они бросили свои рюкзаки на чистый пол миссис Мур.

– Вам за такое одно место надерут, – шепнула Эви.

– Точно так и будет. – Миссис Мур теперь стояла рядом с ней, вытирая руки о свой тканый фартук, чтобы потрепать парней по плечу, и протирала снова и снова трепала. Март заключил ее в свои мощные объятия и целовал, пока та не взвизгнула. Эви радостно крикнула:

– Энни, оставь курицу в покое и сходи приведи Грейс. – Энни лучезарно улыбнулась Джеку и Марту, прежде чем уйти за дверь. Шум за мойкой прекратился, и девушки с красными от соды руками тоже вышли на кухню.

Руки Джека обвились вокруг Эви, да так крепко, что она подумала, что дышать уже больше не сможет.

– Ох, душенька, я уж и не думал, что доберусь досюда. – Он сбил ее шапочку набок, но какое теперь это имело значение. – Мы застряли в Кале и все ждали, ждали, когда же придут разрешения на демобилизацию, потом мы получили наши, но что-то не так оказалось с документами Чарли, и мы не садились на корабль, пока с ними не разобрались. Он у своей мамы, но скоро приедет сюда.

– Об? – спросила она, глядя через плечо брата.

Джек пробормотал:

– Он сказал, что должен встретиться с Ублюдком.

– А, да, я забыла. Леди Вероника что-то об этом говорила.

Она протянула руку к Марту, он схватил ее и поцеловал, а его глаза уже туманились от усталости. Эви сказала:

– Мисис Мур, нужно, чтобы его мама спустилась сюда из детской комнаты. Она так отлично справляется, Март! Сейчас там только Джеймс, Пенни уехала вместе с леди Маргарет.

Миссис Мур снова похлопала обоих по спинам и ушла, а две девочки-посудомойки скрылись в своем углу. Как только это произошло, в кухонную дверь в сопровождении Энни вошла Грейс. Джек выпустил из объятий Эви и выпрямился. Он увидел, какой она стала. Она была в своей униформе медсестры, и ее волосы в низком пучке скрывали Агату.

– Что же, красавица. Я ожидал от тебя более добрых вестей. – Его голос был холоден. – Получается, это будет последний раз, потому что я так не могу.

Эви переводила взгляд с одного на другую, потом посмотрела на Марта, который приподнял брови от удивления. Сначала она решила взять Джека под руку, но потом пошла к плите, чтобы снять жарившуюся курицу, которую миссис Мур оставила на огне.

– Не будьте такими чертовыми идиотами, вы двое. – Она переложила курицу в несколько блюд для запекания и посмотрела на часы, потому что пациентов все еще нужно было кормить, а ожидались еще и новые. Пар поднимался к ее лицу, пока она покрывала курицу соусом, предельно сосредоточенно, но не переставая говорить: – Позволь мне объяснить тебе в тех выражениях, которые ты способен понять, Джек. Грейс беспокоится о том, как будет выглядеть Агата и ее шрамы в холодном свете нового мира, и опасается, что такой безупречный мужчина, как ты, может счесть ее отвратительной.

Эви выпрямилась и указала на блюда для запекания с обжаренной курицей и сырые куски, которые еще лежали рядом с ними.

– Вот что отвратительно – обед, который еще только предстоит приготовить, да еще и без вина, потому что Ублюдок вычистил все погреба; отсутствие уха не отвратительно. Так, Энни, раз ты вернулась, то забери эту здоровенную дубину по имени Март в зал для прислуги и займи его чем-нибудь, пока не придет его мать, а потом возвращайся. Нам все-таки надо приготовить обед. Джек, ты возьми хозяйку Агаты с собой в гараж и проведайте там Тима и маму, но прежде чем вернуться сюда, разберись с этой женщиной. – Она бросила обвалянную в муке курицу в сотейник, повернулась ко всем спиной и продолжила готовку. Ее сердце готово было вырваться из груди – скоро все они будут дома. Только потом она поняла, что не спросила про Саймона. Она перевернула курицу. Ну конечно, не спросила. Они с Роджером были в лагере для военнопленных, так что с чего бы им приехать вместе?

Только два дня спустя, когда Эви стояла у кедра и трогала его за низенькие ветви, приговаривая, что он обязательно должен не погибнуть и принести всем большую удачу, она увидела, как такси Теда тарахтит по подъездной дорожке. Машина остановилась у ступенек портика. Дверь открылась, и из машины выбрался он, Саймон, в серо-синем пальто, которое выдавали всем освобожденным пленным, и его рыжие волосы сверкали на солнце, пока Тед доставал из багажника его новенький вещмешок. Саймон выглядел старше, но не таким осунувшимся, как Джек, и на нем не было шрамов, хотя откуда им было взяться? Он был денщиком, и его защищала от опасности колючая проволока, тогда как остальные вернулись и сражались.

Она стояла и не могла пошевелиться. Саймон был здесь, и она так долго этого ждала, и теперь она не могла в это поверить. Да, все так и было. Но она просто не могла поверить, что он здесь.

– Эви, – его голос не изменился.

И вот она уже бежала по свежей земле, по гравию, прямо в его объятия, и это были те же самые объятия и те же самые губы, и глаза были такими же голубыми. Это она изменилась, это у нее в голове что-то перевернулось.

Он поднял ее и закружил. Он возмужал, стал крупнее. Истерли Холл принимал заключенных лагерей, которые были похожи на скелеты и страшно болели после нескольких лет ужасного обращения, у некоторых не было рук и ног. Но он был сильным и все еще очень привлекательным. Она сказала ему, не отрываясь от его губ:

– Ты должен увидеться со своей мамой и с папой тоже. Я возьму отгул.

– Я уже их видел, мы сначала заехали к ним, – он опустил ее. – Ты же не обижена, верно?

Она завертела головой, держа его лицо в своих руках и целуя в губы.

– Конечно, не обижена.

Но она была обижена.

Роджер вышел из машины с другой стороны и обошел ее, пальто ему было явно велико. Он выглядел очень худым и явно нездоровым и остановился, чтобы опереться о крыло автомобиля, когда Тед доставал его вещмешок. Его мешок тоже был не особенно пузатым, но что могло остаться у человека после нескольких лет заточения? Тед уже залезал обратно.