Сторожевой полк. Княжий суд - Юрий Корчевский

Дозорные мои перехватили нескольких пеших русских ратников, пробиравшихся к нашему войску, и доставили ко мне.

– Кто такие? Из полка своего сбежали, струсили до боя? – свел я в гневе брови.

– Помилуй Бог, воевода! Беда страшная. Мы из судовой рати, что под рукою князя Палецкого. Разбили нас, всех побили, только единицы живыми и вырвались.

– Лжете, псы смердящие! У князя флотилия, он по Волге-матушке вниз идет. Как могли его татары побить, коли у них никаких судов нет, окромя торговых?

– Не гневайся, боярин! Смени гнев на милость, выслушай.

– Говорите, только коротко и четко.

– Везли мы на судах пушки, порох и судовую рать. Много судов было – девять десятков. Встали у берега на ночлег, здесь татары и напали. Дозоры вырезали, а мы – спали. Не знаем, уцелел ли кто, кроме нас?

Вот это новость! Как обухом по голове. Ведь если то, что они рассказали, правда, значит, войско лишилось пушек и огненного припаса. Выходит, штурмовать Казань просто нечем. Без пушек город не взять.

– Дайте им заводных коней да накормите. Пусть с нами едут. На месте сбора со мной к главному воеводе поедете – расскажете, что видели.

Я ехал в мрачном настроении. Как же так? Флотилия речная по определению была самой неуязвимой, самой сильной, самой защищенной частью русского войска. Они по воде плывут, где нет татарской конницы, у них – пушки и припасы, против которых не то что пехоте или коннице – крепостным стенам не устоять. И вот теперь силы этой, похоже, нет. А если татары суда с пушками не просто утопили, а трофеями взяли, то совсем катастрофа! Пушки и порох многажды силы татарские увеличат, мы же потеряем всякую надежду на успех.

Впоследствии выяснилось, что девяносто ладей были захвачены на ночной стоянке, а судовые рати перебиты почти целиком. Лишь одна ладья ушла, с князем Палецким, да и то потому прорвалась, что на стоянке чуть поодаль держалась.

По моему мнению, которым я ни с кем не делился, после утраты судов с артиллерией и припасами к ней поход терял всякий смысл. Казань нам уже точно не взять, только людей положим зря.

Слава богу, до штурма города в дальнейшем не дошло, потому как беды и неприятности посыпались, как из ящика Пандоры.

Татары, все-таки разведав численность и расположение русских ратей, устроили засаду на реке Свияге, напали на наши конные полки. Напали на отдыхе, когда ратники расседлали лошадей, а кое-кто и бронь успел снять. Все-таки – конец июля, в железе и войлочном поддоспешнике жарко. Вот они в первую очередь жизнями и поплатились.

А основная вина – на воеводах. Пренебрегли дозорами – ближними и дальними, решив, что татары в Казани заперлись. Вот потому и смогли татары неожиданно напасть на лагерь. Как нож в масло, врезалась тяжеловооруженная татарская конница в русские ряды. Некоторые и сообразить не успели ничего, сразу пав под саблями, другие стали обороняться. Только ведь конница сильна строем, скоростью, тяжестью удара.

Многие в панике бежали, усугубив обстановку. Известно ведь – паника заразительна. Даже сильный духом человек может дрогнуть, когда за твоей спиной бегут твои же товарищи.

Многих побили татары, одних убитых потом насчитали более пятисот. Вдвое больше раненых было, что успели в лесах да оврагах укрыться. А уж скольких в плен взяли, никто не знает, поскольку списков полков так и не нашли. Татары ли с собой захватили, копытами ли в землю втоптаны были? И стяги полковые утеряны оказались – полк позором покрылся.

Весть о бесславном побоище мигом разнеслась по нашим войскам. А тут еще и я привез известие о потоплении и захвате флотилии, предъявив уцелевших свидетелей из судовой рати.

Ратники почти открыто роптали и говорили меж собой о неудавшемся походе, о необходимости возвращения домой. Воеводы колебались. Невозможно без приказа государя повернуть полк домой самовольно, трусость и бегство с поля брани это называется.

В стане русских наступили разброд и шатание. Никто уже не хотел идти на Казань.

А татары, ободренные успехом – как же: суда с пушками захватили, конный полк разбили, – решили развивать успех, да только осрамились. Столкнулись мы с ними на Итяковом поле. Основные силы конницы русских вышли на поле, а там уже татары стоят, рать большая и в основном – тяжелая конница. Всадники в броне, лошади в нее тоже закованы. Однако конный встречный бой – это не Казань без пушек штурмовать. Взыграли молодецким духом наши воеводы и ратники. Был дан приказ строиться рядами.

Впереди моего полка стоял полк Правой руки. Склонился в сторону противника русский стяг, завыли трубы. Русская конница начала разбег. Дрожала и гудела земля от тяжелой поступи коней, а навстречу не менее грозная сила начала приходить в движение. Медленно вначале, затем ускорила ход. Как всегда перед столкновением, сердце екнуло куда-то в живот, в груди – холод и пустота.

«А… а… а…» – только восторженный рев. Ряды всадников столкнулись. Грохот железа, крики людей, ржание лошадей, редкие пистолетные выстрелы – все слилось в адский шум боя. Первые ряды – как наших, так и татар – были просто смяты. Не уцелел никто. Последующие ряды напирали, и те, кто был жив в третьем, четвертом рядах, были вынуждены пробираться вперед по трупам своих товарищей и лошадей. Кровью была залита вся земля. Впереди раздавался звон оружия, тупой стук щитов. Над местом столкновения стояло облако пыли, так что ничего толком видно не было.

– Татары слева! – закричал кто-то. Я повернулся всем корпусом. И точно! Слева, из рощицы, вылетала на рысях конница, к моей радости – легкая, из ополчения.

Я дал указание прапорщику. Знамя моего полка качнулось влево, дважды проревела труба.

Медленно, с трудом мы выбрались из сбившихся рядов. Я развел руки в стороны, и полк мой начал перестраиваться, разворачиваясь в широкую лаву.

Татары издалека по своему обыкновению стали метать стрелы.

Обернувшись и привстав на стременах, я прокричал:

– Пищали, товсь!

Не знаю, как услышали меня дружинники в шуме скачки. Однако же, когда я поднял руку, прокричал: «Огонь!» и резко ее опустил, громыхнул нестройный залп. Ни о какой меткости при стрельбе с хода и речи не шло, однако же картечь – не пуля, жертв своих нашла. Попадали кони и люди, смешались ряды татарские.

– Сабли наголо!

Зловеще зашелестели в ножнах сабли, и мы столкнулись!

Дальше пошла просто мясорубка. Бой разбился на поединки отдельных воинов. Бились остервенело с обеих сторон. Но мы выигрывали за счет защиты. Тягиляи татарские не держали прямого удара.

С левой руки из пистолета я выстрелил в грудь налетевшему на меня татарину с разинутым в крике ртом, отбросил пистолет и схватился на саблях с рыжеусым молодым татарином. Удары его были сильны, но мастерства – никакого, и вскоре он пал с лошади бездыханным.

Мы начали теснить татар, а потом и вовсе сломили сопротивление, добивая немногих уцелевших.