Вдова Его Величества - Екатерина Лесина

— Мне жаль.

— Помнишь тот день, когда тебя пытались убить?

— Сложно забыть, — Катарина осторожно пристегнула воротник из черного траурного кружева. — Я до сих пор не знаю, как выжила…

— Кровь. Тогда я отдала ее. Добровольно. Во второй раз. И этого хватило. Нам обеим.

— И что теперь?

Джио встала за спиной и помогла зацепить край кружева за железный крючок.

— Ничего. Живи, пока есть возможность. Соблазни этого бестолкового теневика. Роди от него дитя. Никто не посмеет тронуть того, в ком есть хоть капля крови Дану. Даже твой отец не рискнет связываться с ушедшим народом… да…

— Но и позора не простит.

— Возможно, — Джио расправила спицы, раскрывая кружевной воротник огромным веером. — Возможно, это будет неплохая маленькая месть.

И Катарина ей улыбнулась.

Месть и вправду получится… интересной. Вот только кому?

Тетушка Лу выглядела растерянной, причем настолько, что платье надела вчерашнее, а про пудру и вовсе забыла. На ее округлом личике застыло выражение удивленное. Казалось, она категорически не понимает, как оказалась в этом месте и, главное, почему.

— Доброе утро, — сказала Катарина.

— Доброе. Наверное, — тетушка Лу зябко повела плечами и пожаловалась. — Холодно тут… дует… сквозняки ужаснейшие. Разве вы не чувствуете?

— А вы чувствуете? — Джио прищурилась.

— Как их можно не почувствовать? Нет, с меня хватит, я уезжаю. Сегодня же. Кевин, мальчик мой… — она оглянулась и не обнаружив за плечом Кевина, обняла себя. Губа ее оттопырилась, а бровки сошлись над переносицей. — Куда опять подевался этот несносный мальчишка?

— С ней все в порядке? — шепотом поинтересовалась Катарина.

А Джио покачала головой.

— В город уехал, — ответила она, взяв тетушку Лу под руку. — Вы ведь сами его отправили.

— Я? — еще больше удивилась та и, нахмурившись, руку попыталась выдернуть. — Что вы себе позволяете?! Это вы моего мальчика выгнали! Как так можно? Он, бедный, так старался, так старался…

— Вы заболели, — Джио произнесла это с нажимом. И тетушка замолчала.

— Я?

— Вы.

— Заболела?

— Именно.

— Глупости, — она встрепенулась. — Я никогда не болею. Я на редкость здорова. И могла бы родить много здоровых детей. И не моя вина, что мой Гарольд оказался таким… таким… — нижняя губа отвисла.

— И все-таки нам кажется, что вам стоит отдохнуть.

— В моей комнате дует, — капризно произнесла тетушка. — Сильно дует!

— Выберете другую.

— Какую?

— Любую.

— Здесь везде дует!

Катарина присмотрелась к женщине, пытаясь понять, что же с ней случилось за сегодняшнюю ночь. Но ничего не увидела.

Разве что кожа бледновата. А нос будто бы заострился. Но ведь случается при болезни.

— Я больше не желаю оставаться здесь! — воскликнула тетушка. — Кевин…

— Он в городе, мама, — устало произнес Гевин. — Ты хочешь поехать к нему?

— Хочу.

Гевин поклонился. При том показалось, что не столько Катарине, сколько Джио, которая все еще пыталась удержать тетушку Лу.

— Тогда я буду рад тебя отвезти. Но ты же понимаешь, что ты не можешь ехать в этом? — Гевин двигался с той неестественной плавностью, которая выдавала в нем ту, иную природу. — Тебе надо переодеться.

— Да? — на личике тетушки Лу вновь появилось сомнения.

— Конечно. В дорожное платье. Разве Кевин обрадуется, увидев тебя такой?

— Она меня держит!

— Она отпустит, — Гевин кивнул, и Джио разжала руки. А он коснулся матушкиного плеча. — Идем, я помогу…

— Это неприлично.

— Сумку собрать. Ты ведь не станешь сюда возвращаться?

— Нет, конечно, — она вскинула голову. — Мне нечего делать в этом доме!

— И я о том же. Поэтому вещи нужно собрать…

Он вел ее, медленно, подстраиваясь под неловкую ее походку, и Катарина, глядя на женщину, не могла отделаться от ощущения, что видит не человека, но куклу. Одну из тех, раскрашенных, обряженных в платье, которые двигались по воле кукольника.

Стало не по себе.

— Она…

— Вчера и кричала, — сказала Джио, когда тетушка Лу скрылась за дверью. — Я так думаю… только подождем змееныша. Не зря к ней напросился. Посмотрим.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и четверти часа, как появился Гевин.

Мрачный.

И… злой? Эту злость не выдавали ни жесты, ни выражение лица, но Катарина кожей ощущала ее. И это чувство заставило попятиться.

— Прошу прощения, — Гевин остановился. — Оказывается, некоторые эмоции и я способен испытывать. Весьма… своеобразный опыт. Предлагаю вам пикник.

— Пикник? — менее всего настроение располагало к пикнику.

— В саду, — зачем-то уточнил Гевин. А Джио, глянув в окно, отстраненно заметила:

— Погода весьма для того подходящая…

Катарина ей не поверила, но все же согласилась:

— Действительно… жаль будет упустить такой случай.

Солнце светило. Трава зеленела. Бабочки опять же порхали. И мирная эта картина заставляла острее ощутить исходившую от Гевина злость.

А корзинку для пикника, что характерно, он с собой принес.

И плед.

И подушки.

И бутылку вина, которое разлил по бокалам. Причем первый подал Джио и с поклоном.

— Не наглей, — бокал она приняла и сказала как-то… лениво.

— Разве это наглость, угостить красивую женщину вином?

— Ту ли угощаешь?

— Брак я тебе не предложу, хотя бы потому, что вряд ли получу согласие, — Гевин пожал плечами. — А остальное… мы ведь не станем лишать друг друга малых радостей?

Катарина благоразумно промолчала.

Вино оказалось плотным, тягучим и отвратительно сладким, но Джио, кажется, пришлось по вкусу.

— Думаешь, отравят? — она подняла бокал и посмотрела сквозь него на солнце. Прищурилась.

— Вероятность существует.

— Матушка…

— Заражена.

— Что будешь делать?

— Уже.

И как-то так это прозвучало, что Катарина поняла — не стоит уточнять, что именно он сделал. А вот Джио понимать не захотела.

— Убил?