Измена в Кремле. Протоколы тайных соглашений Горбачева c американцами - Майкл Р. Бешлосс

В гостиной Бушей в Кеннебанкпорте Скоукрофт сообщил, что из Москвы поступают противоречивые сообщения. Бронетранспортеры на улицах были замечены из посольства США всего несколько часов тому назад, что было добрым знаком, поскольку по обычному сценарию военного переворота танки выкатываются, как только сделано первое объявление о путче.

Скоукрофт передал мнение ЦРУ, что заговорщики так и «не выстроили своих уток в ряд», но от себя добавил: «Все это в данный момент предположения, к которым, несомненно, примешивается стремление выдать желаемое за действительное». Янаев и соучастники заговора вполне могут оказаться будущим правительством Советского Союза, и Скоукрофт напомнил Бушу: «Вы должны быть осторожным. Возможно, нам придется иметь дело с этими парнями».

Бейкер позвонил Бушу из Вайоминга и вспомнил, что сидел рядом с Янаевым во время московской встречи в верхах: «Он не выглядит как главарь банды», — заметил Бейкер.

Зная о том, что пресса непременно спросит его о Янаеве, Буш сказал: «Может, нужно полегче обойтись с ним вначале».

Незадолго до восьми утра угрюмый Буш появился перед репортерами и теле- и кинокамерами в коттедже, который обычно занимали агенты секретной службы. Следуя совету Коля, Буш сказал, что, как он ожидает, «Советский Союз будет полностью выполнять свои международные обязательства», и назвал Горбачева «исторической фигурой, человеком, который привел Советский Союз к экономической реформе, что позволило ему играть конструктивную роль в деле сотрудничества на международной арене».

Буш не стал открыто осуждать тех, кто пришел теперь к руководству в Кремле. Используя формулу Скоукрофта, он назвал захват власти «внеконституционным». Он с надеждой отметил, что Комитет по чрезвычайному положению обещал продолжить реформу, но признал: «Я не знаю, верить этому или нет. Я думаю, что в данный момент нам надо просто наблюдать за развитием ситуации и повторять снова и снова наши принципы, — посмотрим, как будут развиваться события. Все еще только разворачивается».

Один из журналистов спросил, что думает президент о Янаеве. Буш ответил: «Ну, инстинкт подсказывает мне, что у него есть определенное обязательство продолжать реформу… Но, думаю, не он определяет цели… Я уже говорил неоднократно, что мы не хотим видеть путч, поддерживаемый КГБ и военными».

Затем он добавил: «Я думаю, важно знать, что путчи могут и проваливаться. Вначале путчисты могут захватить власть, а затем они наталкиваются на волю народа».

А как насчет требования Ельцина объявить всеобщую забастовку? «Ну, посмотрим, что из этого получится… Я надеюсь, что люди услышат его призыв». Вернется ли президент в Вашингтон? Буш вспылил: «Я не интересуюсь разыгрыванием спектаклей. Не стараюсь делать вид, будто занят работой». Он заметил, что в Кеннебанкпорте есть прекрасный комплекс связи.

Пытался ли он разговаривать с кем-либо из советского руководства по «горячей линии» связи? Президент рассердился еще больше: «Мы не собираемся излишне волновать американский народ или мир. Поэтому мы будем проводить нашу дипломатию благоразумно — без эксцессов и без крайностей». Буш добавил, что люди связывают использование «горячей линии» с возникновением «какой-то военной проблемы между Советским Союзом и Соединенными Штатами. Неужели вы считаете, что я должен навести на эту мысль американский народ и народы в Европе? Отнюдь нет!» Он резко оборвал пресс-конференцию, сказав: «Хорошо, вы свое получили. Не говорите теперь, что мы здесь не сообщаем вам никаких новостей».

Не успели Буш и Скоукрофт возвратиться в гостиную президента, как начали поступать сигналы об отрицательном отклике на пресс-конференцию. Комментаторы сравнивали ее со сдержанным откликом Буша на побоище на площади Тяньаньмэнь — неужели президент стерпит так же и советский путч?

Скоукрофт сказал Бушу: «Похоже, у нас здесь может возникнуть проблема». Напомнив Бушу о том, как его критиковали за то, что он продолжал отдыхать в Кеннебанкпорте в первый месяц кризиса в Персидском заливе, Скоукрофт убедил его вернуться в Вашингтон, чтобы все видели, что президент горячо интересуется событиями.

Самолет № 1 вылетел поздним утром. Роберт Гейтс позвонил из Вашингтона Скоукрофту на борт самолета и зачитал письмо Ельцина Бушу, переданное через Джеймса Коллинза. Ельцин хотел, чтобы Буш «потребовал восстановить законно избранные органы власти» и «подтвердить», что Горбачев является руководителем Советского Союза.

Гейтс сказал Скоукрофту: «По-моему, послание ясно. Он хочет, чтобы мы пошли дальше в осуждении путча и в поддержке сил, выступающих против путча».

В это время граждане Москвы выходили на улицы, чтобы защитить штаб-квартиру Ельцина от войск, окруживших парламент. Комитет по чрезвычайному положению только что провел свою пресс-конференцию, которая лишь усилила мнение, что это банда, не умеющая стрелять в цель. Когда Янаев зачитывал заявление, руки его дрожали, и журналисты в аудитории заподозрили, что он и несколько других членов комитета были пьяны.

Этот нелепый спектакль усилил желание Скоукрофта еще резче осудить заговорщиков, чем это сделал Буш в Кеннебанкпорте. Он посоветовал президенту, чтобы «кто-то из администрации» пошел в хвост самолета и побеседовал с журналистами, аккредитованными при Белом доме, чтобы немедленно взять под контроль их отклик на события.

Буш сказал: «Не думаю, что мне следует идти туда». Попадюк предложил сделать это Скоукрофту, который согласился, но с оговоркой: «Я буду крайне отрицательно высказываться обо всем этом, признавая в то же время, что нам, возможно, придется жить с этими парнями». Президент одобрил эту тактику.

Перекрывая шум реактивных двигателей, Скоукрофт объявил прессе, что этот путч — явление «весьма отрицательное»: «Мы считаем, что советский народ хочет продолжения реформ. А на основании того, что нам известно, эта группа намеревается остановить, или по крайней мере замедлить их ход… Мы же поддерживаем возвращение к программам реформ, которые проводились до путча».

В то время, когда самолет № 1 летел в Вашингтон, в пути находились и другие самолеты: один летел за Диком Чейни, отдыхавшим в Канаде, другие — за Бейкером и Страусом, который в качестве посла США в Москве должен был во вторник утром давать присягу в Розовом саду Белого дома.

А Колин Пауэлл в своем кабинете в Пентагоне одним глазом смотрел передачи Си-эн-эн, а другим просматривал по-прежнему поступавшие потоком разведывательные донесения. Оба источника говорили ему, что танки и бронетранспортеры с пехотой на улицах Москвы не проявляли признаков боевой готовности к захвату политической власти. Он воскликнул: «Этих парней послали в Москву без поручения!»

Пауэлл позвонил Чейни на борт самолета: «В последней строке говорится, что это половинчатый путч. Что-то происходит, но происходит не по учебнику». В ЦРУ Эрмарт пришел к выводу: «Проводит все это банда неудачников. Они потерпят провал».

В первые часы после путча советское Министерство иностранных дел разослало телеграммы своим представительствам за границей с текстом декларации Государственного комитета по чрезвычайному положению. Виктору Комплектову, советскому послу в Вашингтоне, вменялось вручить Бушу письмо Янаева, выражавшее желание Комитета поддерживать добрые отношения с Соединенными Штатами и содержавшее обязательство продолжать процесс реформ, а также заверения, что Горбачев находится в безопасности.